Джаред Даймонд - Кризис

Теперь, когда мы перечислили эти ужасные злодеяния режима Сухарто, может показаться, что больше об Индонезии и сказать нечего. Но история редко дарит нам либо зло, либо добро в чистом виде, и оценивать ее нужно беспристрастно. При всех недостатках и ужасах правления Сухарто его режим оставил и позитивное наследие. Он обеспечил и поддерживал экономический рост, пускай темпы роста сдерживались за счет коррупции (см. источники 5.6, 5.7). Режим привлекал иностранные инвестиции. Режим решал внутренние проблемы Индонезии, вместо того, чтобы заниматься антиколониальным движением в мировых масштабах или стараться отхватить кусок от соседней Малайзии. Режим проводил политику планирования семьи, тем самым решая одну из фундаментальнейших проблем, что досаждали как независимой Индонезии, так и ее предшественнику, голландской колонии. (Даже в самых отдаленных деревнях Новой Гвинеи я видел государственные плакаты о важности планирования семьи.) Режим организовал «зеленую революцию», которая, за счет удобрений и улучшенных семян, значительно повысила урожайность риса и других зерновых культур, то есть существенно увеличила сельскохозяйственное производство и потребление пищи индонезийцами. До 1965 года страна испытывала колоссальное напряжение; сегодня Индонезия не выказывает признаков неизбежного распада, хотя ее фрагментированность (острова), территориальная протяженность в тысячи миль, сотни языков и сосуществование всех религий выглядели верными рецептами катастрофы. Восемьдесят лет назад большинство индонезийцев не считали себя таковыми; сегодня индонезийцы воспринимают свою национальную идентичность как должное.

Но многие люди, индонезийцы и посторонние, осуждают режим Сухарто. Они говорят, что Индонезия, возможно, добилась бы тех же самых успехов и при иной власти. Перед нами классический вопрос «что, если?», но на такие вопросы нельзя отвечать сколько-нибудь уверенно. Можно лишь сравнивать фактические события в Индонезии после 1965 года и возможные варианты развития событий при двух альтернативах – при сохранении режима Сукарно, который был у власти до 1965 года, или при коммунистическом правительстве PKI. С одной стороны, режим Сукарно вверг Индонезию в политический хаос и экономическую стагнацию. Пытки, убийства, нищета и безумная политика государства, примерами чему выступают коммунистические диктатуры в Камбодже, Северной Корее и других странах, предупреждают нас о том, что коммунистическая альтернатива Сухарто могла оказаться для Индонезии даже хуже, чем все было в реальности. С другой стороны, некоторые утверждают, что режим Сукарно вел страну к чему-то удивительному, а им возражают, что индонезийский коммунистический режим PKI принципиально отличался бы от коммунистических режимов в других странах мира. Но сложилось так, как сложилось.

Как индонезийский кризис вписывается в нашу структуру, которая противопоставляет общенациональные кризисы индивидуальным?

Индонезия действительно иллюстрирует выборочные изменения и «возведение забора» (фактор № 3 в таблице 1.2). За этим забором оказались целые области, готовые к переменам. В частности, речь о замене гражданского правительства военной диктатурой при Сухарто и обратное изменение при его преемниках, приглашение западных экономистов ради превращения стагнации и упадка в экономический рост и отказ Сухарто от стремления Сукарно к политическому лидерству в третьем мире. С другой стороны, снаружи забора очутились базовые характеристики Индонезии, которые сохранились в целости после 1965 года, включая национальную территориальную целостность, значительную религиозную терпимость и некоммунистическое правительство. Эти ценности как Сукарно, так и Сухарто, наряду с их преемниками, признавали не подлежащими обсуждению; единственное исключение тут – желание Сукарно брататься с коммунистами.

Некоторые факторы затрудняли для Индонезии решение проблем. После обретения независимости бывшая колония Индонезия начала с ограниченной национальной идентичности (фактор № 6) – в отличие от Финляндии, которая уже обладала значительной автономией за столетие до того, как стала независимой. Как новая страна, Индонезия не могла полагаться на историю успешного осуществления перемен, за исключением борьбы за независимость в 1945–1949 годах (фактор № 8). Честная и реалистичная самооценка (фактор № 7) явно была в дефиците при президенте Сукарно, который считал себя пророком, наделенным уникальной способностью интерпретировать бессознательные пожелания индонезийцев. Базовые ценности многих, если не большинства, офицеров индонезийской армии были таковы, что эти офицеры ради них убивали, но сами не шли на смерть (фактор № 11). Свобода действий Индонезии ограничивалась вследствие бедности и постоянного прироста населения (фактор № 12).

При этом Индонезия обладала рядом преимуществ. Будучи островным архипелагом, она не страдала от внешних ограничений, подобно Чили и в отличие от Финляндии: никакая другая страна не угрожала Индонезии после ухода голландцев (снова фактор № 12). «Мафия» экономистов из Беркли составила модели, хорошо показавшие себя ранее, с целью реформирования экономики Индонезии и достижения экономического роста (фактор № 5). После того, как Сухарто отказался от прокоммунистической и ориентированной на Китай внешней политики своего предшественника, прозападная политика принесла Индонезии обилие инвестиций и иностранной помощи западных стран в восстановлении экономики (фактор № 4).

Сухарто часто выказывал честную, реалистичную, поистине макиавеллиевскую самооценку (фактор № 7). Постепенно оттесняя популярного в народе отца-основателя и первого президента страны, он действовал осторожно, на каждом шагу прикидывая, что сойдет и что может не сойти с рук, а в конце концов полностью преуспел, пусть это заняло много времени. Сухарто также прагматически отказался от внешнеполитических амбиций Сукарно, превышавших возможности Индонезии, в том числе от партизанской войны против Малайзии и от попыток возглавить мировое антиколониальное движение.

Еще Индонезия иллюстрирует те три фактора общенациональных кризисов, которым не найти пары в кризисах индивидуальных. Подобно Чили, но в отличие от Финляндии, для Индонезии характерен провал политических компромиссов, породивший беспорядки и сепаратистские движения начала 1950-х годов, что привело к установлению «управляемой демократии» Сукарно, а затем к притязаниям коммунистической партии Индонезии на вооружение рабочих и крестьян; в свою очередь, это побудило армию устроить массовые расправы. Тоже как Чили, но в отличие от Финляндии, Индонезия хорошо показывает роль лидеров. В случае Индонезии это Сукарно, наделенный харизмой и обремененный самоуверенностью, и Сухарто, благословенный терпением, осторожностью и политическими навыками, но отягощенный политикой жестокости, слепотой к развращенности собственной семьи и неверием в соотечественников. Наконец, если рассуждать о примирении после кровопролития, вызванного провалом политического компромисса, Индонезия являет собой противоположность Финляндии, а Чили занимает промежуточное положение: быстрое примирение после гражданской войны в Финляндии «оттеняется» обилием общественных дискуссий и судами над преступниками в Чили, где не случилось полного примирения; зато налицо скромное обсуждение в сочетании с отсутствием примирения и судов в Индонезии. Среди причин этого укажу слабые демократические традиции, то обстоятельство, что аналог популярного чилийского лозунга после Пиночета («Чили для всех чилийцев») не нашел такого отклика в Индонезии после Сухарто, и, самое главное, что Индонезия оставалась военной диктатурой 33 года после массовых убийств, а ее вооруженные силы сегодня играют гораздо более значимую роль, нежели в Чили.