Джаред Даймонд - Кризис

Пускай канцлер Западной Германии Гельмут Коль не был причастен к этим событиям, он быстро сообразил, как воспользоваться ими в своих интересах. В мае 1990 года он заключил договор об экономическом и социальном взаимодействии (но не о политическом объединении) между Восточной и Западной Германией. Он упорно и тактично старался преодолеть недоверие Запада и СССР и их нежелание видеть воссоединенную Германию. Например, на решающей встрече в июле 1990 года с президентом СССР Горбачевым он предложил Советскому Союзу внушительный пакет финансовой помощи и убедил Горбачева согласиться на сотрудничество и воссоединение Германий, а также на членство единой страны в НАТО. 3 октября 1990 года Восточная Германия была ликвидирована, а ее области присоединились к Западной Германии в качестве новых земель (Bundesländer).

Можем ли мы с пользой обсудить послевоенную историю Германии, кратко изложенную в настоящей главе, в свете той же концепции, которую использовали ранее для обсуждения других государств в главах 2–5? Послевоенная история Германии, казалось бы, выглядит совершенно иначе. Истории всех четырех стран в главах 2–5 отмечены неким единичным кризисом, который случился внезапно в один прекрасный день: прибытием коммодора Перри к берегам Японии 8 июля 1853 года, нападением СССР на Финляндию 30 ноября 1939 года, переворотом Пиночета в Чили 11 сентября 1973 года и попыткой государственного переворота в Индонезии в октябре 1965 года. По сравнению с этим в послевоенной Германии не было какого-то доминирующего явления; страна как будто пережила вместо этого несколько накладывавшихся друг на друга и разворачивавшихся постепенно кризисов с 1945 по 1990 год. В следующей главе (глава 7) мы увидим, что послевоенные события в Австралии тоже складывались по этому «постепенному» образцу и отличались от уже привычной картины одномоментного взрыва, описанной в главах 2–5. Так стоит ли употреблять термин «кризис» как к моментальным, так и к постепенным случаям?

На самом деле нет четкой разделительной линии между двумя этими категориями случаев; все различия между ними определяются лишь степенью воздействия. Федеративная Республика Германия выдержала ряд внезапных ударов – вообще-то, сразу три, а не один. Во-первых, это опустошенное состояние Германии на момент капитуляции 7–8 мая 1945 года: это был наихудший кризис из числа пережитых любым государством, о котором идет речь в данной книге. Возведение Берлинской стены 13 августа 1961 года и студенческие восстания, достигшие пика на протяжении нескольких месяцев 1968 года, олицетворяют собой два последующих внезапных кризиса. А вот прибытие Перри к берегам Японии и переворот Пиночета в Чили, между тем, не были совсем уж неожиданными изолированными событиями одного дня. Они стали кульминацией событий, которые происходили в предыдущие десятилетия, а их последствия преодолевались с переменным успехом многие последующие десятилетия: оба эти утверждения также применимы к истории послевоенной Германии. Далее мы увидим, что факторы, критичные для так называемых «внезапных» общенациональных кризисов (главы 2–5) аналогичны тем, которые проявляются в так называемых постепенных общенациональных кризисах (эта глава и следующая).

Поэтому я считаю полезным рассматривать оба набора случаев в одних и тех же рамках. В частности, послевоенная немецкая история не только иллюстрирует большинство факторов нашей структуры; четыре из них она демонстрирует, что называется, в предельном варианте. Давайте начнем с обсуждения этих четырех факторов, а затем изучим еще несколько менее экстремальных, но все же значимых признаков.

Первое, в чем пример Германии оказывается экстремальным, – это географическая ограниченность (фактор № 12 в таблице 1.2) Она не имела возможности предпринимать успешные самостоятельные инициативы; отсюда возникала необходимость ожидать появления благоприятных возможностей в результате действий других стран. Среди шести государств, обсуждаемых в главах 2–7, лишь Финляндия может конкурировать с Германией в количестве ограничений на ее способность действовать независимо. Эта идея может поначалу показаться нелогичной, ведь мы привыкли считать Германию XX столетия прямой противоположностью стремлению воздерживаться от самостоятельных действий: при императоре Вильгельме II и при Гитлере она совершала дерзкие военные выпады, которые привели к обеим мировым войнам. Но эти мировые войны, кстати, подтверждают мое обобщение: оба закончились катастрофически для Германии, поскольку Вильгельм и Гитлер не ждали появления благоприятных возможностей, а проявляли инициативу – с ужасающими последствиями.

Чтобы понять географические ограничения Германии, взгляните на карту страны, а также на свежие исторические карты Европы. Сегодня Германия имеет сухопутные границы с девятью странами (Нидерланды, Бельгия, Люксембург, Франция, Швейцария, Австрия, Чехия, Польша и Дания), тогда как ее северное и балтийское побережья открыты для агрессии еще восьми стран (Великобритания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Россия, Эстония, Латвия и Литва). Кроме того, Германия приобрела трех новых сухопутных соседей, когда аннексировала Австрию в 1938 году (Италия, Югославия и Венгрия), а также имела в соседях Литву с 1918 по 1939 год. Некоторые из этих стран входили в состав двух крупных сухопутных соседей страны (Россия и Австро-Венгерская империя) до 1918 года. В сумме получается 20 недавних исторических соседей Германии (если считать каждое исторического государство единожды, не учитывая сухопутных и морских соседей или прежние и современные государства). Из этих двух десятков 19 – все, кроме Швейцарии – либо воевали с Германией на суше, либо атаковали с моря, размещали у себя немецкие войска, позволяли перевозить солдат (Швеция) или были захвачены Германией с 1866 по 1945 год. Пять из этих 20 соседей являются или являлись более могущественными (Франция, Россия, империя Габсбургов, Великобритания, а также Швеция).

Дело не только в том, что у Германии есть соседи. Большинство других стран также имеет соседей, но границы между соседними странами часто совпадают с естественными географическими барьерами. А вот север Германии является частью Североевропейской равнины (см. источник 6.6), которую не пересекают никакие естественные географические преграды: здесь нет горных цепей (в отличие от Пиренеев, которые отделяют Испанию от Франции, или Альп, которые окружают Италию), здесь только узкие реки, через которые войска без труда переправлялись на всем протяжении истории. (Даже Рейн не стал серьезной преградой для армий.) Например, когда мы с моей женой, американкой польского происхождения, полетели из Берлина в Варшаву, супруга, с тем черным юмором, что позволяет полякам сохранять здравомыслие вопреки капризам истории, бросила взгляд в иллюминатор на плоскую равнину, где Германия и Польша незаметно перетекают друг в друга, и прокомментировала: «Отличная местность для танковой атаки!» Ей, конечно, вспомнились танки Гитлера, ворвавшиеся в Польшу в 1939 году. Но немец с историческим мышлением наверняка припомнил бы все те войска, что приходили в Северную Германию с востока и с запада, включая советские и союзные армии в годы Второй мировой войны, армию Наполеона два столетия назад и прочие силы противника.