Кейн Айлин - Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку [litres]

Столкнувшись с растущими требованиями мусульман о допуске в Мекку, Ермолов объявил запрет хаджа «неудобным» и отказался от него. Он принял модель регулирования хаджа, выстроенную колониальными чиновниками в других частях света – и, несомненно, под влиянием их колониальных практик, о которых Россия собирала информацию через свои иностранные консульства, – и отошел от запретительной политики 50 50 Голландские колониальные чиновники в Индонезии пытались ограничить хадж, выпустив в 1825 году резолюцию, по которой паломник должен был иметь паспорт и заплатить непомерный налог. В ответ мусульмане поменяли маршруты, чтобы избегать голландских чиновников и ездить в Мекку без паспортов. В 1852 году колониальные чиновники развернулись на 180 градусов: отменили налог на хадж и стали выдавать паспорта бесплатно, чтобы побудить паломников вернуться на маршруты, отслеживаемые государством, подсчитывать количество этих людей и регулировать хадж. См.: Vredenbregt J. The Haddj: Some of Its Features and Functions in Indonesia // Bildragan voor Taal-, Land-, en Volkenkunde. 1962. Vol. 118. No. 1. P. 98–100. Аналогично французские колониальные чиновники в Западной Африке в начале 1850-х годов субсидировали хадж для избранных «друзей колониального режима» – в рамках более общей политики кооптации мусульманской элиты и «империализма с толерантным лицом». См.: Robinson D. Paths of Accommodation: Muslim Societies and French Colonial Authorities in Senegal and Mauritania, 1880–1920. Athens, OH: Ohio University Press, 2000. P. 75, 77. . В январе 1826 года Ермолов выпустил новые правила и инструкции по выдаче мусульманам паспортов для поездки в Мекку. Он приказал царским чиновникам на всем Кавказе собирать сведения о заявителях, пожелавших получить проездные документы, и давать разрешения только «благонамеренным мусульманам». Ермолов признавал, что намерения проще установить в случае знатных лиц, о чьих политических предпочтениях русские власти в общем знали. «Простолюдины», чья лояльность оставалась загадкой, должны были представить рекомендательное письмо из своего уезда, чтобы получить подорожную до Тифлиса. Приехав в Тифлис, мусульмане должны были отчитаться непосредственно перед Ермоловым, который записывал их имена в регистрационную книгу и выдавал заграничные паспорта 51 51 АКАК. Т. VI. Ч. 1. С. 715–716. .

Ермолов рассуждал так: вынуждая мусульман обращаться к русским властям за паспортами для поездки в Мекку, чиновники смогут определять, каково «количество выезжающих на поклонение», и получат «некоторое соображение о количестве вывозимых ими денег, ибо путешествие сие немалых стоит обыкновенно издержек» 52 52 Там же. . Этика и направленность новых ермоловских правил хаджа соответствовали более масштабному предприятию, которое было поручено Ермолову как главнокомандующему на Кавказе, – созданию централизованной рациональной русской государственной администрации посредством изучения местных социальных иерархий, посредством категоризации народностей и выявления видных местных деятелей, подходящих для кооптации в аппарат. В решении Ермолова также следует видеть неотложную меру безопасности. Отмена запрета хаджа, проведенная на фоне мусульманских восстаний по всему Северному Кавказу и возобновленной войны с Персией, когда мусульманские ханства Южного Кавказа также восстали против русской власти, была, несомненно, попыткой успокоить недовольство и восстановить веру мусульман в терпимость России к исламу 53 53 Khodarkosvky M . Bitter Choices. P. 70; King C. The Ghost of Freedom: A History of the Caucasus. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 45–46, 49. .

В 1840-х годах произошла дальнейшая перемена в русской политике в отношении хаджа. В этом десятилетии русские власти на Кавказе начали поддерживать его. Данная перемена также была результатом изменившегося геополитического положения России в более обширном регионе, а именно – следствием ее растущего интереса к соседней османской Сирии и вовлеченности в ее дела. Эта история вмешательства империи в османские внутренние дела зачастую рассказывается в рамках истории российской внешней политики как часть нарратива о «восточном вопросе» – европейские державы XIX века обычно применяли данное выражение к проблемам, которые были порождены дезинтеграцией Османской империи и, как результат, соперничеством европейских стран за контроль над бывшими османскими территориями. Но этот сюжет был также тесно связан с историей русского управления исламом и интеграции мусульманских народов на Кавказе.

В 1830-х годах Сирия оказалась в центре конфликтов, возникших в Османской империи между великими державами. Одна из крупнейших османских арабских провинций, она включала полностью территории нынешних Сирии, Ливана, Израиля/Палестины и Иордании, а также небольшую часть современной Турции. Временная потеря османами контроля над этим регионом вызвала в Сирии политическую нестабильность и породила в европейцах страх перед коллапсом османской власти в регионе, а с ней и постнаполеоновского «баланса сил» в Европе.

Сирия переживала смуту с 1831 года, когда ее оккупировали войска Мухаммада Али – отложившегося от османов наместника Египта. Используя слабость османов – империя только что уступила огромный кусок Балкан грекам, которые восстали и основали собственное государство, – Мухаммад Али захватил Сирию, стремясь выкроить свою собственную империю из османских арабских провинций.

Египетская оккупация Сирии продолжалась все 1830-е годы и открыла регион для беспрецедентного европейского проникновения. Стремясь заручиться поддержкой европейцев в своем имперском проекте, Мухаммад Али поощрял коммерческую экспансию европейских торговцев в регион и приглашал христианских миссионеров. Ради защиты своих растущих интересов в Сирии, европейские державы добились у Мухаммада Али разрешения открыть сети консульств и продвигались на территории, долгое время закрытые для них османами по религиозным соображениям. Во время египетской оккупации европейцы открыли свои первые консульства в Иерусалиме и Дамаске – двух городах, священных для мусульман, и в Джидде – на Аравийском полуострове, недалеко от священных городов Мекки и Медины. В 1839 году Россия открыла новое консульство в Бейруте, оживленном торговом порту и развивающемся узле европейской дипломатии в Сирии 54 54 Freitag U. The City and the Stranger: Jeddah in the Nineteenth Century // Freitag U., Fuhrmann M., Lafi N., Riedler F. (eds). The City in the Ottoman Empire: Migration and the Making of Urban Modernity. London: Routledge, 2011. P. 220. .

В 1840 году османы покончили с египетской оккупацией, выиграв длительную войну при помощи британских войск. Но после восстановления османского контроля над регионом европейское присутствие продолжало усиливаться. Европейские державы, приобретя опорные пункты в Сирии, стали расширять свое влияние внутри нее. Их присутствие в Сирии и окрестных регионах было связано с более обширными структурами и обусловливалось как внешне-, так и внутриполитическими интересами. Британия владела значительными торговыми сетями с центром в Багдаде и желала защитить их, а также свои континентальные пути сообщения с Индией, проходившие через Сирию и Месопотамию. Франция, переживавшая в 1840-х годах разгар промышленной революции, нуждалась в Сирии из-за шерсти и шелка для своих новых фабрик. Россия, со своей стороны, была больше озабочена безопасностью, учитывая близость Сирии к ее, России, юго-западным границам (расстояние между Тифлисом и Алеппо – около тысячи километров). Каждая из держав – Британия, Франция и Россия – опасалась, что в случае падения Османской империи одна из соперниц постарается заполнить вакуум и колонизовать османские территории 55 55 Masters B. Aleppo: The Ottoman Empire’s Caravan City // Eldem E., Goffman D., Masters B. (eds). The Ottoman City between East and West: Aleppo, Izmir, and Istanbul. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 17–78; Owen R. The Middle East in the World Economy, 1800–1914. London: I.B. Tauris, 2005. P. 85–87. .