Кейн Айлин - Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку [litres]

В наше время эта история особенно резонансна. Как и в начале ХХ века, правительства воспринимают миграцию и иммиграцию в качестве обоюдоострого оружия. Миграция представляет собой как угрозу – основанную на страхах и высокой тревожности по поводу терроризма, экстремизма и инфекций, – так и потенциал, основанный на экономическом ореоле глобализации. В глобальном плане страхи перед миграцией, вероятно, особенно сильно связаны с исламом, в котором многие на Западе видят агрессивную, фанатичную религию, сущностно несовместимую с западной демократией и прогрессивными социальными ценностями.

В современную эпоху глобализации термин «мусульманский мир» не имеет особого смысла: в прошлом веке ускорившиеся модели миграции и иммиграции оторвали мусульман от их исторических корней в таких масштабах, в каких это никогда не происходило прежде. Мусульмане сегодня живут по всему миру; видимо, особенно ненадежно их положение в Европе, где десятилетиями нарастают антиисламские настроения, отражая европейские экономические проблемы и общее смутное недовольство новым статусом Европы как цели стремления иммигрантов – после столетий, когда она была источником эмиграции.

В конце XIX века Россия тоже боролась за то, чтобы примирить свою историческую православно-имперскую идентичность с реальностью своего внутреннего разнообразия, со своими многолюдными, все более мобильными мусульманскими народами, лояльными, как она опасалась, соседнему османскому султану, сопернику царя. Эта борьба смыкалась вокруг важной темы хаджа. Чиновники дискутировали о том, как к нему относиться. Многие русские чиновники по множеству причин старались ограничить хадж. Но как его ограничить, чтобы это не выглядело вмешательством в мусульманскую религиозную практику и нарушением свободы вероисповедания мусульман? Россия пыталась поддерживать хадж, и это обещало ей больший доступ к мусульманским общинам и контроль над паломничеством, – но и у такого подхода были проблемы. Патронат не должен был поощрять хадж и увеличивать численность паломников, однако приводил именно к этому. И в связи с патронатом вставали более общие вопросы – об идентичности и легитимности России и об учреждениях, служивших опорой имперской стабильности. Как Россия, будучи православным государством, могла оправдать поддержку важного исламского ритуала? И как могла усилить патронат, не раздражая Русской православной церкви и не теряя ее критически важной институциональной поддержки в адрес режима?

Многие из этих вопросов и сегодня встают перед европейскими и российскими властями, стремящимися управлять хаджем и принять его как часть своей меняющейся национальной культуры. Это скорее не новые вопросы, а старые, укорененные в европейском колониальном прошлом и вышедшие на первый план для европейских держав во время первой волны глобализации в конце XIX века.

Роль России в истории хаджа колониальной эпохи долгое время не привлекала внимания. В данной книге раскрывается эта амбивалентная и мультивалентная роль, а также дополнительные сложности, связанные со спецификой российского случая, и тем самым она расширяет наши представления об истории ислама и Европы. Книга напоминает, что современные дискуссии об исламе в Европе имеют глубокие исторические корни и что наше современное восприятие во многом окрашено стереотипами и предрассудками, сложившимися в конце XIX века. Например, Россия и другие европейские державы в конце XIX – начале ХХ века опасались, что Мекка служит центром тайных, конспиративных антиколониальных интриг. Но в Мекке никогда не замышлялось никаких крупных антиколониальных восстаний. И, судя по собственным сообщениям некоторых панисламистских мыслителей, они были сильно разочарованы политической индифферентностью паломников, когда те пребывали в Мекке. Например, Абдюррешид Ибрахим, один из ведущих панисламистских интеллектуалов из России, жаловался на простых благочестивых мусульман, встреченных им в Мекке, и на свою неспособность вовлечь их в политическую дискуссию 561 561 Ibrahim A. Un Tatar au Japon. .

Нам еще предстоит увидеть, как Россия и Европа адаптируются к своей новой роли центров глобального хаджа. В этой книге я реконструирую ранее скрытую историю, из которой ясно, что отношение русских властей к исламу было гораздо более амбивалентным. Книга возвращает в историческую науку оптимизм многих царских чиновников относительно того, что унаследованный Россией исламский институт хаджа несет не только опасности, но и возможности и его можно не подавлять, а сделать частью российской традиции.

После долгой работы над этой книгой мне приятно поблагодарить множество людей, помогавших ей появиться на свет. В первую очередь я благодарю Лору Энгельштейн (Laura Engelstein) и Стивена Коткина (Stephen Kotkin) из Принстонского университета – за многолетнюю, исключительно важную поддержку. И Лора, и Стив внушали мне, что необходимо выражаться ясно и точно, избегать жаргона, несогласованностей и претенциозности. Спасибо им за это. Они настаивали, что Россию необходимо воспринимать в связи с другими странами мира. С такой точки зрения русская история оказалась гораздо интереснее, и это глубоко повлияло на мой образ мыслей. То, как Лора посвящала себя своим студентам, вошло в легенды, и я должна поблагодарить ее за время, которое она посвятила мне, читая мои черновики и помогая развернуть аргументацию при личном общении, по телефону и электронной почте. Я также благодарю Сюзанн Маршан (Suzanne Marchand) и Кристин Стэнселл (Christine Stansell), моих соучениц и знакомых по Принстону. Они оказывали мне существенную помощь и моральную поддержку во время докторантуры и после. Я начала изучать русскую историю студенткой Брауновского университета, где мне посчастливилось учиться вместе с Пэт Херлихи (Pat Herlihy) и Томом Глисоном (Tom Gleason). Спасибо им обоим за поддержку и вдохновение.

За спонсирование этой работы я благодарна множеству учреждений. В Принстоне я получала щедрое финансирование от исторического факультета (Department of History), Центра по изучению религии (Center for the Study of Religion), Центра трансрегиональных исследований (Center for Trans-Regional Study) и Университетского комитета по исследованиям в области гуманитарных и общественных наук (University Committee on Research in the Humanities and Social Sciences). Стипендия от Американского совета учителей русского языка (American Council of Teachers of Russian, ACTR) помогала мне работать над диссертацией в России. Институт Гарримана при Колумбийском университете (Harriman Institute at Columbia University) поддержал этот проект, предоставив мне постдокторскую стипендию, что позволило написать первые главы. Гранты от Американской исторической ассоциации (American Historical Association), Национального совета по евразийским и восточноевропейским исследованиям (National Council for Eurasian and East European Research) и Совета по международным исследованиям и обмену (International Research and Exchange Board) профинансировали мои научные командировки в Россию, Украину и Грузию. Стипендия от Национального фонда поддержки гуманитарных наук (National Endowment for the Humanities) позволила мне год заниматься исследованием и написанием книги, а грант от Американской ассоциации женщин с университетским образованием (American Association of University Women) дал возможность оплатить уход за ребенком и летний отдых в лагере, так что я смогла посвятить книге все свое время.