Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

Выводы тех, кто все же попытался проанализировать, что именно Маркс, Энгельс, Плеханов, Каутский, Ленин и Сталин имели в виду под термином «диктатура пролетариата», несколько отличаются друг от друга в вопросе когда, где и с подачи кого термин приобрел то содержание, которое встречается у Ленина, а затем у Сталина. Плеханов ввел понятие во время дискуссий в России с народниками, вместе с Лениным он включил его в программу партии в 1903 году, тем не менее, позднее использование понятия Лениным отличается от использования его Марксом и Энгельсом: Именно Ленин переосмыслил пролетарскую диктатуру не демократическим образом и сделал её синонимомом однопартийной системы и беззаконного террора. Ленин не последовал за Плехановым, он порвал с ним и использовал случайные выражения Маркса в качестве оправдания авторитаризма. В ряде вопросов Ленин был настоящим (хотя и невольно), новатором и ленинизм появился как новая форма марксизма в период между 1900 и 1905 годами после того, как он отказался от важных частей более демократической теории Плеханова. Развитие «диктатуры пролетариата» от Плеханова до Ленина является одной из историй появления ленинизма [429] “It was Lenin who reinterpreted proletarian dictatorship in an antidemocratic fashion and made it synonomous with one-party rule and lawless terror. Lenin did not follow Plekhanov but broke with him and turned Marx’s casual phrase into a justification for authoritarianism… On a variety of issues Lenin was a genuine (if unwitting) innovator, and Leninism emerged as a novel form of Marxism between 1900 and 1905 by abandoning crucial elements of Plekhanov’s more democratic theory. The history of the “dictatorship of the proletariat” from Plekhanov to Lenin forms one part of the story of the emergence of Leninism” (Mayer 1993:2561). .

Кажется, трудно прийти к однозначному ответу на вопрос об ответственности Маркса и марксизма за развитие Советского Союза, особенно при Сталине, так как Ленин едва успел стать свидетелем образования Союза в 1922 году из-за болезни в последние годы жизни. Это, конечно, не означает, что он не являлся важной предпосылкой для последующих лет сталинской власти, он позволил Сталину занять высокие посты и дал возможность Сталину ссылаться на свои теории. Можно ли рассуждать подобным образом и в отношении Маркса?

Один из способов подойти ближе к вопросу заключается в том, чтобы сделать аналитические различия между «Марксом» и «марксизмом». Чисто аналитически это трудно сделать, так как почти все занимающиеся Марксом и марксизмом – как научно, так и политически – смешивают понятия путем установления происхождения марксизма из Маркса и утверждают, что основателем марксизма является Маркс (и, по мнению многих, Энгельс тоже). Последователи сформировали то, что стало называться марксизмом, сделав это на основе отдельных цитат и интерпретаций Маркса (и иногда Энгельса). Получается, что непосредственно избранные цитаты и интерпретации создают то, что называется «марксизм». Таким образом, нет никакой возможности говорить, что сам Маркс был бы «марксистом» за исключением тех случаев, в которых он интерпретирует себя самого [430] Это, пожалуй, то, что он делает, когда он отказывается от определенной интерпретации знаменитого предисловия к «Критике политической экономии», где он кратко описывает свое интеллектуальное развитие и выдвигает свою теорию истории, которая впоследствии была подвергнута критике за то, что являлась “исторически-философской теорией об универсальном росте”, и от чего он потом отказывается. Можно сказать, что он поправляет самого себя, или, вернее, он отвергает одну из своих собственных интерпретации. .

Для того, чтобы принять, что Маркс не был основателем марксизма, следует расценивать его статуи в бывших коммунистических странах не как символ его пророческого или богоподобного статуса, а скорее как знак признания его жизненной попытки понять и объяснить свое общество и то, в какую сторону оно направлялось. Речь идет о том, чтобы видеть в нем, прежде всего, человека, который иногда и, может быть, часто ошибался, но который в своей интеллектуальной работе обнаружил важные исторические и социальные процессы, и который не оставлял что-либо на полпути из-за дешевой популярности, был готов искать новые пути, когда найденный им ответ не удовлетворял его. То, что он прекратил работу над второй книгой «Капитала» и вместо этого в течение 10 лет посвятил себя России и другим «неразвитым» странам (к отчаянию Энгельса), не говорит о том, что он не был серьезным исследователем, а, скорее, свидетельствует о том, что он был таковым. Так не поступает тот, кто заинтересован только в распространении идеологии.

Кто выигрывает тогда от понижения Маркса до «просто» знающего и интересного ученого, который сам никогда не пытался разработать «научный социализм» [431] Когда Бакунин в своей книге о государстве и анархизме использовал термин “научный социализм” как бранное слово в адрес теорий Маркса, он написал на полях, что фраза “используется только в противоположность утопическому социализму, который хочет ввести людей в заблуждение новыми иллюзиями, вместо того, чтобы ограничить свою науку знанием о социальных движениях, формируемых самими людьми”. (MEW 18:635 е). и не задумывался о том культовом статусе, который у него появился после его смерти? Тогда, наверное, будет легче анализировать его фактический вклад и не связывать его постоянно с понятием истинного марксизма. Маркс пытался развивать исторически ориентированную общественную науку, исходя из теорий и методов, которые он считал правильными. То, что общественная наука того времени не оказала ему того признания, которого он считал себя достойным, беспокоило Маркса, но при этом ему не нравились чествования в свой адрес к концу жизни, когда его имя стало распространяться в радикальном лагере. Он также мог быть, как минимум, критичным по отношению к идеям сторонников и не в меньшей степени к политически близким ему деятелям – таким, как немецкие рабочие лидеры Август Бебель и Вильгельм Либкнехт.

Надо понимать, что Маркс, как и все люди, менял свои позиции по мере растущих знаний и опыта, и когда он погружался в различные проблемы. Полностью согласованного и свободного от противоречий Маркса, где все написанное и сказанное им вписывается в большую мозаику, нет. Вот почему существует так много различных марксизмов – не только потому, что он работал над различной проблематикой на разных этапах своей жизни, но и потому, что сказанное им в один период он не мог подтвердить позже. Если «то, что нас научили называть “марксизмом» сформировалось только после смерти Маркса» [432] “… that what we have been brought up to call ‘Marxism’ took shape only after Marx’s death (Smith 1996:61). , то все сражения по поводу того, кто является наиболее верным Марксу, совершенно неинтересны. Будет также неинтересным попытаться выяснить сколько всего существует «марксизмов». В литературе есть все, начиная с «Два марксизма: научный и критический» [433] “Critical and scientific Marxism” i Gouldner 1980. , «Три марксистских ‘лица’: советская идеология, маоизм и гуманистический марксизм» [434] “Soviet Ideology, Maoism, and Humanist Marxism”, i Leonard 1970. и заканчивая «Четыре жизни Карла Маркса (собственная жизнь Маркса, марксизм-ленинизм, западный марксизм и современный глобальный «марксизм» [435] “Marx’s own life, Marxism-Leninism, Western Marxism and contemporary ‘globalised’ Marxism”, in Wippermann 1997. . К этому можно добавить «ортодоксальный марксизм» (создан Каутским и Плехановым и доминировавший до 1914 года), австрийский австро-марксизм и марскизм Франкфуртской школы, представленный такими именами, как Адорно, Хоркхай-мер и Маркузе, исторически ориентированный марксизм в Англии в 1950-1960-х гг. и евромарксизм, прежде всего, в юго-западной Европе, различные академические направления, которые возникли после нового прочтения Маркса в 60-х гг. XX в., как школа Альтуссера, логика капитала и аналитический марксизм [436] Для обзорного просмотра этих направлений см. Монсон 2010, глава 3. . Кроме того, можно назвать и отдельные личности, которые, как это считается, работали в марксистской традиции в более широком смысле – Роза Люксембург, Лев Троцкий, Антонио Грамши, Жан-Поль Сартр, Эрнест Мандель и многие, многие другие.