Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Адольф Гитлер 27 августа писал Бенито Муссолини: «Я получил ваше сообщение, в котором вы излагаете свою окончательную позицию. Я с пониманием отношусь к причинам и мотивам, вынудившим вас принять такое решение. При определенных обстоятельствах оно тем не менее может оказать хорошую услугу. Однако для этого, по моему мнению, необходимым условном является то, чтобы, по крайней мере до начала боевых действий, другие державы не имели пи малейшего понятия о том, какую позицию собирается запять Италия. Поэтому я искренне прошу вас поддержать мою борьбу психологически через вашу прессу или другими средствами. Я также хотел бы просить вас, дуче, если это возможно, путем демонстрации

1Английское правительство тайно от Франции вело в это время переговоры и с фашистской Италией. — Прим. ред. военных приготовлений сковать некоторую часть сил Англии и Франции или держать их в неопределенности относительно ваших замыслов».

Муссолини в тот же день ответил: «До самого начала боевых действий противник не будет знать, какова позиция Италии».

Премьер Эдуард Даладье 26 августа писал Гитлеру: «Французский посол информировал меня по существу вашего личного заявления ему (Гитлер заверил французского посла Кулондра, что у него нет никаких спорных вопросов с Францией). Вы можете не сомневаться в моих личных чувствах в отношении Германии и в миролюбивых настроениях Франции в отношении вашего парода... И вы и я были в окопах последней войны. Вам, как и мне, известно, какой ужас и осуждение вызвали в сознании народов разрушения той войны. Если вновь будет литься кровь французов и немцев, как она лилась двадцать пять лет назад, а теперь в еще более длительной и более убийственной войне, то каждый из этих народов будет сражаться с верой в свою собственную победу».

Это письмо было вручено Гитлеру в имперской канцелярии французским послом Кулондром.

27 августа Гитлер ответил Эдуарду Даладье: «Я вполне осознаю те ужасные последствия, к которым может привести военный конфликт. Но, как я уже говорил выше, не вижу для нас иного пути разумными средствами исправить положение, которое невыносимо для германского народа и германского рейха».

Это был последний обмен мнениями между главами правительств Франции и Германии перед тем, как время переговоров истекло.

Наиболее важный канал связи теперь был между Германией и Англией, и Биргер Далерус представлял в нем единственную и последнюю пить. Он вернулся в Лондон из Берлина в воскресенье 27 августа, и после того, как друзья тайно доставили его в Форин Оффис, его повезли на Даунинг-стрит, 10. Даже если бы он был самим Гитлером, он не мог бы просить о более внушительном приеме: в. комнате заседаний британского кабинета его ожидали Невиль Чемберлен, Галифакс и Александр Кадогап. Все они выглядели очень озабоченно и скептически восприняли рассказ Далеруса о его беседе с Гитлером. Условия, которые фюрер изложил Далерусу, значительно отличались от тех, которые оп изложил Гендерсопу во время последней встречи с ним.

«Вы абсолютно уверены, что это точное изложение того, что вам говорил Гитлер?» — спросил Чемберлен.

«Заверяю вас, все обстоит именно так».

Теперь Далерус уже отчетливо чувствовал, что у премьер-министра было глубокое подозрение относительно действий Гитлера. В ходе разговора Чемберлен вдруг спросил:

«Что вы думаете о Гитлере? Какое впечатление он производит на вас?»

Далерус заколебался и затем ответил: «Мне бы не хотелось иметь его в качестве партнера в моем бизнесе».

И то, что Чемберлен в ходе дальнейшей беседы пошел, по предложению Далеруса, на коренное изменение планов английского правительства, свидетельствует о большом доверии, которое премьер-министр начал питать к шведу. Во второй половине дня 27 августа Гендерсон должен был вылететь в Германию и передать ответ британского кабинета на предложение Гитлера. Далерус предложил задержать вылет посла до понедельника, пока он сам не вернется в Берлин с неофициальным ответом, чтобы посмотреть, как будут реагировать немцы.

К изумлению Далеруса, Чемберлен затем произнес такую фразу, которая, казалось, перекладывала всю тяжесть ответственности с плеч британского правительства на его услужливые плечи, на плечи иностранца и дилетанта в международных отношениях.

«Не хотите ли, Далерус, взять па себя ответственность за задержку посла в Лондоне до понедельника?» — спросил премьер-министр.

«Естественно, я этого не хочу, — отвечал швед, — однако мог бы позвонить Герингу в Берлин и спросить у него, не согласится ли правительство Германии ждать до понедельника».

Далеруса провели в соседнюю комнату, откуда он позвонил фельдмаршалу, но того не оказалось на месте. Спустя полчаса он снова позвонил; на этот раз ему ответили, что Геринг совещается с фюрером, и что, если Далерус возвращается в Берлин с предварительным ответом, правительство рейха согласно ждать официального ответа англичан еще двадцать четыре часа.

Так в Лондоне, во второй половине того воскресного дня. когда войска Гитлера в ожидании остановились у польской границы, шведский бизнесмен сел вместе с руководителями английского правительства за стол, чтобы составить ответ на требования диктатора германского рейха. Это была экстраординарная обстановка, и вызвать ее могло только тщедушие руководителей Англии. Разумеется, в ответе, который Далерус повез в Берлин, была видимость твердости, однако как в содержании ответа, так и в методе его доставки сквозила жалкая готовность Чемберлена и его сторонников любой ценой пойти на сближение с Гитлером.

И, как бы подчеркивая тайну всего этого дела, Далеруса скрытно вывели через черный ход из здания на Даунинг-стрит, 10. Немецкий самолет, который должен был увезти его обратно в Берлин, перебросили в Шотландию, подальше от назойливо-любопытного ока репортеров, и уже оттуда в конце концов Далерус вылетел в Берлин. В столицу рейха он прибыл в И часов вечера 27 августа. Его тут же доставили в резиденцию Геринга на Лейпцигерштрассе, где он пересказал фельдмаршалу текст ответа английского правительства.

Геринг заметил, что ответ вполне удовлетворителен, однако ему нужно переговорить с Гитлером; после этого Далеруса отвезли в отель «Эспланаде». Оп тут же лег спать. В час тридцать зазвонил телефон. Геринг сообщил: «При условии, что нота, которую завтра вручит Гепдер-соп, будет соответствовать тому, что докладывали вы относительно позиции английского правительства, нет оснований опасаться, что мы не будем в состоянии прийти к соглашению».

Несмотря па тот факт, что к этому времени Биргер Далерус выступал в роли представителя английского правительства, у него не было никаких письменных на то полномочий. Единственное, что ему дали, когда он покидал Даунинг-стрит накануне вечером, это листок из официального блокнота Форин Оффиса, на котором Кадоган написал две фамилии — поверенного в делах в Берлине Джорджа Оджильви-Форбса и второго секретаря посольства Адриана Холмана. И когда Далерус позвонил в английское посольство, оказалось, что пи тот, ни другой пе имеют ни малейшего понятия о его присутствии: никто из Лондона не информировал их о его роли.