Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Лотта Ротемунд была совершенно права, сделав вывод, что мужчины в наручниках и в польской военной форме, которых она видела в здании школы в Оппельне, были вовсе не поляками, а немцами.

Их было тринадцать. До 15 августа они находились в концентрационном лагере у Ораниенбурга. Все они в свое время были осуждены к смертной казни за убийства, но затем получили отсрочку. Теперь же они должны были стать жертвами иного рода смертных приговоров. Им было известно от охраны только то, что они вскоре будут участвовать в «учениях», которые, в случае успешного проведения, принесут им помилование. Отощавшие, уже радовавшиеся тому, что избавились от ужасных условий, они не слишком задумывались над характером «учений».

В 4 часа после полудня 31 августа первый из заключенных был переведен из классной комнаты, в которой прежде фрейлейн Ротемунд занималась с детьми, в основной школьный зал. С него сняли наручники и подвели к столу, за которым стоял мужчина маленького роста, в очках, в белом халате, со шприцем в руках. Это был гаупт-штурмфюрер СС доктор Штрасбургер.

«Снять рубашку! Засучить рукав!» — приказал эсэсовский охранник.

«Заключенный может не снимать рубашку, — сказал доктор. — Нужно только закатать рукав».

Заключенный сделал то, что от него требовалось. В руку вонзилась игла шприца, и, когда рукав польской военной куртки был снова натянут на руку, охранник скомандовал: «Вольно!»

Заключенный повернулся к выходу, сделал два шага и рухнул на пол.

Штрасбургер повернулся к Генриху Мюллеру, наблюдавшему за процедурой из угла комнаты. «Он будет в бессознательном состоянии в течение пяти часов, — объяснил доктор. — Этого времени вполне достаточно, чтобы эсэсовцы могли выполнить свою задачу».

Мюллер приказал охране поднять заключенного с пола, уложить его в кузов грузовика и прислать следующего.

В своем выступлении перед генералами 22 августа Гитлер заявил: «Я представлю достаточное основание, чтобы начать эту войну, а пропаганда воспользуется им, и не имеет значения, правдоподобно основание или нет. Впоследствии побежденные не будут спрашивать у победителя, правду мы говорили или нет. Начиная войну, правым остается победитель».

В восемь часов вечера 31 августа гестапо снабдило фюрера «достаточным основанием, чтобы начать эту войну». В этот час Альфред Нойжокс и его группа захватили немецкую радиостанцию у Глейвица и провели десятиминутную передачу по радио на польском языке. Затем они покинули здание радиостанции, однако перед уходом обстреляли из автоматов стены и окна здания и оставили тело убитого в польской военной форме — одного из тринадцати заключенных (было решено, что это придаст большую правдоподобность сообщениям о «нападении»).

В нескольких милях от основного места действия, в лесу возле Хохеншпицен, была осуществлена вторая фаза операции «Консервы». Эсэсовцы выволокли сюда тела двенадцати заключенных в польской военной форме, находившихся в бессознательном состоянии под воздействием инъекции; Генрих Мюллер и четыре его помощника (инспекторы криминальной полиции Шеффлер и Гейм, советник криминальной полиции Ланге и ассистент криминальной полиции Пауль Шульц) наблюдали, как эсэсовцы ставили тела обреченных жертв к деревьям.

Когда жертвы были расставлены должным образом, эсэсовцы отошли на некоторое расстояние, а Мюллер со своими помощниками заняли свои места возле них. Убедившись лично, что каждая жертва была обращена лицом к Германии, шеф гестапо приказал открыть огонь.

Таким образом, убийством немцев немцами был дан повод для вторжения в Польшу *.

Всего за час до нападения на радиостанцию Глейвица, а именно в 7 часов вечера 31 августа, итальянский посол Бернардо Аттолико прибыл в имперскую канцелярию, чтобы встретиться с Гитлером. Он получил указание от своего министра иностранных дел Чиано попытаться «любой ценой» убедить фюрера принять услуги посредничества по вопросу о Данциге и «польском коридоре». Надежд на это у него было мало; он пользовался достаточно хоро-

1Все участники проведения операции «Консервы», за исключением Нойжокса, были награждены Железным крестом. Ной-жокса не наградили, так как Гейдриху не удалось поймать «пиратскую» радиопередачу из Глейвица. Нойжокс получил орден несколько позднее в том же году за похищение из Голландии агента английской секретной службы. Нойжокс и Мюллер разыскиваются как военные преступники, но все еще не пойманы. —■ Прим. авт.

шими источниками информации в германской столице и знал, как здесь складывались дела.

Итальянец застал Гитлера в странном состоянии. Он слушал, как Аттолико читал ему послание Муссолини с предложением своих добрых услуг, и нетерпеливо отмахивался рукой. «Казалось, он был почти в бессознательном состоянии, — говорил впоследствии Аттолико, — как будто он слышал не тех, кто приходил и докладывал ему, а только свой внутренний голос». Присутствовавший при этом Риббентроп стоял рядом с фюрером, не скрывая своего презрения, особенно когда Гитлер попросил посла передать наилучшие пожелания дуче и «доблестному итальянскому народу». Однако, когда Аттолико вновь вернулся к вопросу о посредничестве, Гитлер резко оборвал его:

«Слишком поздно!»

«Понимать ли это как окончательное решение?» — спросил посол.

Гитлер ответил кивком головы.

Итальянский посол поспешно направился в свое посольство, тут же связался по телефону с Чиапо и доложил ему о результатах беседы с Гитлером. Из разговора с рейхсканцлером мог быть сделан только один вывод — война неизбежна.

Это сразу же вызвало большую панику в Риме. За несколько дней до этого, согласившись с пассивной ролью Италии в конфликте, Гитлер запросил от дуче услугу за услугу: Италия должна изображать перед западными державами свою верность обязательствам, вытекающим из «Стального пакта». Переброской войск и воинственными заявлениями Италия должна была показать, что, если Германия окажется в войне, Италия выступит на ее стороне. Однако теперь Муссолини и Чиапо поняли всю опасность такой позиции. А что, если западные державы воспримут такую демонстрацию всерьез? Разве они не могут прорвать итальянскую оборону в Альпах, напасть на итальянский флот на Средиземном море и бомбардировать города в долине реки По?

И итальянские руководители решили, что обстановка не позволяет им идти на такие рискованные трюки. Если они не могут позволить себе вступить в войну, то они не могут позволить себе устраивать и подобную демонстрацию — во всяком случае, в настоящий момент.

Чиано потянулся к телефону; на другом конце провода к аппарату подошел английский посол Лорейн. Чиано признался, что ни при каких обстоятельствах Италия не вступит в войну против англичан или французов.