Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

То, что Вьюлемену показали во время его турне по Германии, должно было сначала вызвать у него тревогу, а затем — прогрессирующий ужас. Турне началось с посещения авиационных заводов Мессершмитта и Хейнкеля, где с конвейера сходили истребители, истребители-бомбардировщики и бомбардировщики, а кульминацией турне явилось посещение экспериментального центра по тактике ВВС в Барте, на Балтике, где в течение трех часов бомбардировщики и пикировщики с внушительной точностью вдребезги разносили серию зданий и движущихся целей. Каждый разрыв бомбы должен был оставлять шрам на нервной системе и в сознании Вьюлемена.

Перед самым отъездом французского генерала на родину главнокомандующий германскими ВВС устроил в его честь прием в роскошном охотничьем домике Ка-рипхолл, примерно в семидесяти пяти милях севернее Берлина.

Во время приема Геринг остановил Вьюлемена и, в упор глядя на него своими круглыми голубыми глазами, 44

спросил: «Господин генерал, что вы будете делать, если мы окажемся вынужденными начать войну против Чехословакии?»

Вьюлемен колебался. Посол Андрэ Франсуа-Понсэ и капитан Стэлен были рядом и внимательно смотрели на него. И тогда он твердо сказал: «Франция остается верна своему слову».

Геринг выглядел удивленным, Франсуа-Понсэ успокоившимся, а Стэлен подумал, что слова эти прозвучали без какой-либо убежденности. Да в сказанном и не было никакой убежденности. Уже в автомашине, на обратном пути во французское посольство, Вьюлемен говорил послу и Стэлену, что после всего им здесь увиденного он пришел к убеждению, что в случае войны французские военно-воздушные силы за пятнадцать дней будут полностью уничтожены. Вернувшись во Францию, он продолжал горько причитать по этому поводу, и одним из тех, кто прислушался к его причитаниям, оказался премьер Эдуард Даладье, уже собиравшийся отбыть в Мюнхен.

«Визит генерала Вьюлемена не мог быть совершен в более неподходящее время, — говорил Стэлен впоследствии. — Немцы предприняли все, чтобы произвести огромное впечатление, приоткрыв завесу над размерами и качеством своего авиационного перевооружения. И они достигли своей цели, а мнение Вьюлемена оказало большое влияние на решения нашего правительства».

Именно в атмосфере таких настроений на сцене появился Чарльз Линдберг, который еще больше усилил страхи ’. Этот знаменитый летчик вот уже на протяжении нескольких лет пытался убедить западные демократии, что военно-воздушные силы Германии являются непобедимым средством разрушения. Эти утверждения звучали даже тогда, когда, как теперь стало совершенно точно известно, германские ВВС еще нельзя было так оценивать. В 1936 году, когда Линдберг посетил Германию, немцы устроили для него такую демонстрацию своей военно-воздушной мощи, которая привела бы в ужас Вьюлемена; на Линдберга она тоже произвела должное впечатление.

1Линдберг, используя связи в высших правительственных кругах Англии, Франции и США, распространял панические слухи о «превосходстве германской военно-воздушной мощи», чем способствовал укреплению позиций «мюнхенцев» и беспрепятственному расширению германской агрессии. — Прим. ред.

В то время он проживал в Кенте, в домике, который он получил в аренду у своего друга Гарольда Никольсопа. Как отмечал Никольсон в своем дневнике 8 сентября 1936 года, Линдберг, очевидно, был обеспокоен всем тем, что он увидел в Германии; по мнению Линдберга, немцы обладали самыми мощными в мире военно-воздушными силами и были в состоянии нанести ужасающий удар любой другой стране. Он признавал серьезную угрозу, которую представляют собой военно-воздушные силы Германии, однако сомневался, чтобы они стали угрозой и для Англии. Линдберг считал, что в какое-то время в будущем произойдет столкновение между фашизмом и коммунизмом и если Великобритания поддержит «упадочную» Францию и русских в войне против Германии, то это будет означать конец европейской цивилизации.

22 мая 1938 года Никольсон снова встретился с Чарльзом Линдбергом и его супругой в Нью-Йорке. Линдберг считал оборону Англии недостаточной на фоне подавляющего превосходства немецких военно-воздушных сил, которые, по его мнению, по меньшей мере в десять раз превосходили авиационную мощь России, Франции и Великобритании, вместе взятых. Он не видел иного выхода для Англии, кроме как согласиться с неизбежностью и вступить в союз с Германией.

В сентябре 1938 года Линдберг появился в Париже после еще одного визита в Германию, Россию и Чехословакию, где он, по его утверждениям, ознакомился с воен-по-воздушиыми силами этих стран. Маловероятно, чтобы Советская Россия открыла свои аэродромы и ангары перед человеком, который был известен как ярый антикоммунист и пронацист. Чехословакия также вряд ли могла считать его своим другом, ибо он не скрывал своего презрения к «вырождающимся» французам и их «маленьким балканским союзникам». Однако большинство государственных деятелей Запада цеплялось за каждое слово и мнение Линдберга. Как только он появился в Париже, американский посол поспешил организовать званый обед в его честь, чтобы предоставить Линдбергу возможность высказать представителям высших правящих кругов свои суждения относительно сложившейся мрачной обстановки.

Американским послом во Франции в 1938 году был Уильям С. Буллит ’, человек энергичный, прямой, истинный друг французов. Однако, как и большинство людей на важных постах во Франции того времени, он был настроен пессимистически. За несколько месяцев до появления здесь Линдберга он говорил министру внутренних дел США Гарольду Икесу, что, по его мнению, надвигается война, в ходе которой Париж и другие крупные города Европы будут уничтожены.

Остается загадкой, как Буллит не понимал, что своим пессимизмом он еще больше усиливает уныпие среди французов; как дипломат, представляющий Соединенный Штаты, он вряд ли хотел запугать французов с целью побудить их денонсировать договор и покинуть своего маленького и мужественного чехословацкого союзника. С другой стороны, вряд ли он мог думать, что Линдберг скажет какие-либо слова утешения своим слушателям.

9 сентября 1938 года американский посол устроил званый обед в замке Шантий, на котором главным гостем от французов оказался министр авиации Ги ля Шамбр. Французским военно-воздушным силам в этот период исключительно не везло в руководителях, ибо ими оказывались люди, уверовавшие в свое поражение еще до начала войны, а ля Шамбр был одним из самых убежденных пораженцев. Он был сторонником министра иностранных дел Жоржа Бонпэ, приверженца политики умиротворения. Друзья ля Шамбра находились в контакте с Отто Абецом, специальным эмиссаром, направленным Германией в Париж для установления дружеских связей и контактов в интересах нацистов.