Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Важность такого послания Рузвельта совершенно очевидна. Накопец-то Соединенные Штаты, чей конгресс был так решительно настроен сохранять свой нейтралитет в европейских раздорах и чей изоляционизм 16 16 Изоляционизм — политическое течение, возникшее в США еще в XVIII веке. Изоляционисты выступали против осуществления правительством США активной политики вне пределов американского континента. Политический смысл изоляционизма со временем менялся, и во второй половине 30-х годов изоляционизм переродился в фактическое пособничество фашистским агрессорам, одним из проявлений которого было законодательство о «нейтралитете». — Прим. ред. подчеркивался еще более решительно, чем когда-либо в 1938 году, теперь собирались через своего президента вмешаться в политические раздоры, которые разделили Европу на демократии и тоталитарные державы. Конечно, это было только начало, но оно оставляло надежду, что Америку можно будет потом убедить активно включиться в европейские дела.

Увы, этот предвестник надежды для Англии не мог прибыть сюда в более неудачное время. Антони Иден, который сразу понял бы всю важность этого послания, находился на Французской Ривьере, где совещался с Уинстоном Черчиллем и бывшим премьер-министром Ллойд-Джорджем — двумя страстными противниками Чемберлена. В отсутствие министра иностранных дел письмо президента было направлено прямо премьер-министру, который прочитал его и не оценил всей его важности; в свою очередь он переслал письмо новому постоянному заместителю министра иностранных дел Кадогану с указанием, чтобы последний вместе с главным советником премьер-министра Горацием Вильсоном рассмотрел содержание письма.

Хотя его имя было известно очень немногим, к 1938 году Гораций Вильсон стал значительной фигурой в кругах правительства. В прошлом служащий министерства труда, где он стал экспертом на переговорах с профсоюзными деятелями, Вильсон впервые установил контакт с Чемберленом, когда последний был министром финансов, а работая вместе в Оттаве во время конференции по таможенным тарифам в 1934 году, они превратились во взаимных обожателей. «По пути на конференцию мы оба в море страдали от морской болезни, — говорил Гораций. — Это пас и связало». Он был одним из главных советников премьер-министра Болдуина, а когда последнего заменил Чемберлен, Вильсон был оставлен на своем посту на Даунинг-стрит Ч Вскоре он уже стал основным источником советов, на которые полагался Чемберлен; в газетах Вильсона называли «серым преосвященством в фетровой шляпе» 17 17 Даунинг-стрит, 10 — резиденция английского правительства. Вильсон — главный советник Чемберлена по вопросам промышленности, один из наиболее приближенных к нему лиц, занимавших прогерманскую и антисоветскую позицию. — Прим. ред. 18 18 «Серое преосвященство» — отец Жозеф, монах-францисканец — подручный и тайный агент кардинала Ришелье, фактического правителя Франции (XVII век). Автор книги подчеркивает этим сравнением особо доверительные связи, существовавшие между Чемберленом и Вильсоном. — Прим. ред. . Как и его шеф, он не говорил ни на одном иностранном языке, редко выезжал за пределы Англии, встречался с очень немногими иностранцами и не имел никакого опыта работы в дипломатической сфере. «Но какое это имеет значение? — говорил он позднее. — Иностранцы такие же люди, как и профсоюзные деятели. Чемберлен был практичным человеком, и я был практичным человеком. Что нам еще было нужно?»

Теперь в руках этого человека находилась судьба послания президента Рузвельта. И дело не в том, что, как и его шеф, Вильсон не был согласен с политикой Идена и подозревал, что министр иностранных дел с радостью примет предложение президента. Такая конференция, какую предлагал созвать Рузвельт, во всяком случае только помешала бы осуществлению тех планов восстановления дружественных отношений с фашистской Италией, которые Вильсон и Чемберлен вели втайне от Идена и других членов кабинета.

По совету Вильсона Чемберлен приказал Кадогану послать Рузвельту ответ с отклонением его предложения на том основании, что у него, Чемберлена, имеются свои, значительно более плодотворные перспективы. Кадогану было дано указание ничего не сообщать ни Идену, ни другим членам кабинета о послании президента и ответе на него. Кадоган еще раньше отчаянно пытался связаться по телефону с министром иностранных дел и отправил ему с курьером копию послания президента, однако курьер прибыл в Марсель спустя пять минут после того, как Иден выехал оттуда поездом. И министр ничего не знал о случившемся до 15 января, пока не прибыл в Фолькстаун, где его и ожидал Кадоган со скверной новостью.

На следующее утро разъяренный Иден ворвался в кабинет Горация Вильсона на Даунинг-стрит, 10.

«Проклятый глупец! — закричал Иден. — Понимаете ли вы, что наделали?»

Гораций Вильсон с ледяным спокойствием взглянул на Идена:

«Прошу прощения, министр. Что-нибудь сделано неправильно?»

«Послание Рузвельта! — сказал Иден. — Вы убедили премьер-министра отклонить предложение Рузвельта! Как вы посмели? Неужели вы не понимаете, насколько важно для пас было принять его предложение?!»

«А, вот что, — ответил Вильсон. — Я уверен, вы не стали бы принимать всерьез это предложение, министр, не правда ли? Да это сущий пустяк, знаете ли, сущий пустяк».

Затем Иден направился к премьер-министру и заявил об уходе в отставку, если Чемберлен не отменит своего решения и не согласится с предложением Рузвельта.

«Но вы не можете подать в отставку, мой дорогой Антони, — вкрадчиво ответил Чемберлен. — Президент специально просил, чтобы все факты, связанные с его посланием, были сохранены в тайне».

Уинстон Черчилль писал: «Было ясно, что нельзя обосновывать отставку министра иностранных дел отказом премьер-министра на предложение президента. Господин Рузвельт действительно шел на большой риск, привлекая Соединенные Штаты к участию в событиях в Европе, где тучи все более сгущались. Сторонники изоляционизма подняли бы невообразимый шум, если бы хоть какая-нибудь информация об этом предложении президента дошла до них. С другой стороны никакое иное событие не отсрочило бы войну, как появление Соединенных Штатов в круговороте европейских страхов и угроз. Для Англии это было почти вопросом жизни или смерти. Никто не может ретроспективно определить влияние такой конференции на ход событий в Австрии и позднее в Мюнхене. Мы должны рассматривать отклонение предложения президента как потерю последней слабой

возможности избавить мир от тирании другими средствами, без войны».

Именно рукой Чемберлена, говорит Черчилль, англичане отмахнулись от такой возможности, и от такого решения «даже теперь захватывает дух. Сегодня невозможно даже представить себе умонастроения человека, которые позволили бы ему сделать такой шаг».