Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Спустя полчаса Чемберлен был уже у Гитлера, а еще через час он вышел из апартаментов фюрера и был отвезен на аэродром, где его ожидал самолет, отправляющийся в Англию. Как и при возвращении Даладье в Париж, истерически-радостная толпа ожидала его в Лондоне. Возбужденный приветствиями толпы, он держал в вытянутой руке листок бумаги. «Это — мир на наше время», — заявил он, помахивая листком. Затем, как охваченный благоговением болельщик, который никак не может поверить, что ему удалось получить автограф виновника торжества, Чемберлен воскликнул: «Смотрите, вот бумага, на которой стоит его подпись!»

Документ, который Чемберлен поднял высоко над головой, представлял собой обещание, что Англия и Германия никогда не начнут войну друг с другом.

Но в Англии были и такие люди, которые весьма скептически отнеслись ко всем этим фактам. Одним из них был член кабинета Альфред Дафф Купер, подавший в отставку с поста первого лорда адмиралтейства. На трибуну палаты общин взошел Уинстон Черчилль, чтобы произнести нудную речь, подробно изобразив поражение, которое Англия потерпела в Мюнхене; он был освистан другими членами парламента. С самодовольной, презрительной улыбкой Чемберлен заметил, что любой, кто будет критиковать Англию за Мюнхенское соглашение, только «обесчестит себя». А одип из членов парламента, заявивший, что предложение займа чехословацкому правительству явилось бы новым вариантом «тридцати сребреников», был сбит с ног другим страстным сторонником политики умиротворения,

И все же находились скептики. Одип из них оказался достаточно смелым, чтобы высказать Чемберлену предположение, что, возможно, Гитлер его обманывает, что фюрер и раньше давал обещания и затем нарушал их.

«Видите ли, мой дорогой, — отвечал британский премьер-министр, — в данном случае это совершенно другое дело; в данном случае он дал обещание мне».

Однако если у Чемберлена не было никаких сомнений, то английский народ очень скоро почувствовал себя далеко не радостно. Первые чувства облегчения уступали место чувствам неловкости и вины, особенно когда англичане читали в газетах сообщение из Судет и Чехословакии. Правительство заверило их, что расчленение будет осуществлено в форме, свойственной порядочным и культурным людям, и что нацисты возьмут у чехов только ту часть территории, где подавляющее большинство населения составляют немцы. Однако теперь они читали сообщения о безжалостной аннексии огромных районов по чисто стратегическим и экономическим соображениям, без какого-либо этнического обоснования. К 10 октября 1938 года Чехословакия потеряла не только своего президента, но и большую часть своей железнодорожной системы, 70% всех своих ресурсов чугуна и стали, 76% вагоностроительных предприятий, 80% текстильной промышленности, 80% предприятий по производству цемента, 90% предприятий по производству фарфора и стекла, 40% предприятий по заготовке лесоматериалов и 70% всех электроэнергетических мощностей. Начали поступать ужасающие подробности о выселении чехов, которые теперь бежали из Судетской области, где они проживали на протяжение многих лет.

Для некоторых беженцев была уготована еще более ужасная судьба. Речь идет о жителях немецкой национальности в Судетской области, численность которых определялась примерно в полмиллиона и которые, отказываясь вступить в нацистскую партию, протестовали против возвращения Судетской области Германии. Конрад Генлейн поклялся «чинить им страдания, пока опи не почернеют». Идя по пятам германской армии, пересекшей границу и теперь занимавшей все новые и новые районы, гестапо во главе с рейхсфюрером СС Гиммлером и его заместителем Гейдрихом руководило «охотой» на социал-демократов и коммунистов. Однако многие тысячи этих людей, вовремя предупрежденные, успели уйти на территорию собственно Чехословакии и нашли убежище в Пльзене, Брно и Праге. Это вызвало приступ бешенства у руководителей гестапо, и в своих гневных телеграммах в Берлин они требовали принятия соответствующих мер в Праге. Германский посол в Праге Эрнст Эйзенлор получил из Берлина приказ потребовать от генерала Сыровы возвращения беженцев. Не желая больше противиться ничему, озлобившийся генерал уступил требованиям, и соответствующее соглашение 15 октября было подписано. Характерно, что оно было оформлено задним числом, 1 октября. «Это избавит нас от необходимости кормить их», — холодно заметил Сыровы.

Когда стало известно об этой гнусной сделке, раздались громкие протесты в Чехословакии и за ее пределами. Работники английских благотворительных организаций, в том число группы молодых женщин, уже находились в лагерях для беженцев и прилагали все усилия для организации беженцам помощи. В Англии среди населения началась кампания по сбору средств в фонд помощи беженцам, и к середине октября сборы составили 318 тысяч фунтов стерлингов. Однако когда лидер социал-демократов Вернер Якш прилетел в Лондон, чтобы просить нечто большее, чем деньги, — визы, чтобы его люди могли выехать, чтобы не попасть в руки гестапо и затем в концентрационные лагеря, он встретил молчаливый отказ чиновничества. Он умолял лорда Ренсимена, приезжавшего летом в Чехословакию в качестве эмиссара Чемберлена, вступиться за его людей перед премьер-министром.

«Вы не можете позволить осуществить немцам эту жестокость, — говорил он Репсимену. — Это просто месть со стороны немецких нацистов за то, что мы не поддерживали их и не были с ними заодно. Ведь соглашение с Берлином, которое Сыровы подписал, было оформлено задним числом уже после Мюнхена только для того, чтобы нацисты могли всех пас переловить».

Лорд Ренсимен чувствовал себя неловко.

«Я убежден, что лорд-мэр Лондона начинает сбор средств в фонд помощи вам, и если так, то мое имя, безусловно, будет в числе тех, кто окажет в этом содействие».

«Но ведь визы, визы, визы — вот что нам нужно!» — умолял Якш.

Это было как раз то, чего англичане не собирались им дать. Чемберлен скорее выдал бы гестапо несколько тысяч судетских немцев, чем обидел своего нового друга в Германии. Установив, как он твердо верил, «близкие взаимоотношения» с Адольфом Гитлером, он не хотел раздражать фюрера.

Между тем лорд-мэр Лондона сэр Гарри Туайтфорд вылетел в Прагу, чтобы лично вручить беженцам собранные средства. После нескольких дней ожиданий и настоятельных просьб оп наконец был принят генералом Сыровы.

Джон Беннет, сопровождавший Туайтфорда во время визита в Пражский Град, впоследствии писал: «(Сыровы) совершенно изменился, и в нем не осталось ничего от того человека, который был готов сражаться, при необходимости даже в одиночестве. Теперь он был непреклонен относительно беженцев, возвращения которых — всех зарегистрированных после 1 октября, — требовала Германия. Их теперь вылавливала чешская полиция».