Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Встреча с Беком оказалась еще более безуспешной Ч Бек свирепо уставился на Ноэля, когда последний вошел к нему в кабинет. «Я знаю, с какой целью вы явились сюда, — сказал он. — Меня из Парижа информировали обо всем, что там затевается».

1Готовность Советского правительства оказать помощь Польше и нежелание польского правительства сотрудничать с СССР в защите от агрессии отчетливо проявилось также в связи с визитом в Варшаву заместителя наркома иностранных дел СССР В. Потемкина.

Сообщая в Москву о беседе с Беком 10 мая 1939 года, Потемкин писал, что он «подчеркнул, что СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала». Однако на следующий день, И мая, по поручению своего правительства польский посол в Москве Гжибовский заявил, что «Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР». (М. Панкратова, В. С и п о л с. Почему не удалось предотвратить войну. Издательство АПН, 1970, стр. 39.) — Прим. ред.

Действительно, он получил такую информацию из Парижа. Накануне вечером Боннэ пригласил польского посла Лукасевича в министерство иностранных дел и напрямик сказал ему, что, если Польша не разрешит русским войскам проход через свою территорию, между Россией и Германией может быть заключен пакт. За последние недели Боннэ превратился в горячего сторонника соглашения с Россией и, подобно Думенку, все еще надеялся добиться договора с русскими.

«Бек никогда не позволит русским войскам занять те территории, которые мы у них забрали в 1921 году, — сказал Лукасевич. — Пустили бы вы, французы, немцев в Эльзас-Лотарингию?»

«Возможно, и не пустили бы. Но вы забываете, что к востоку и западу от вас соседями являются две великие державы. Сейчас вы стоите перед лицом испытаний своих сил против Германии, испытаний, которые делают для вас необходимой помощь от Советов. Всего два дня назад Гитлер говорил Буркардту, что он в три недели разгромит Польшу своими вооруженными силами, мощь которых вы даже не представляете себе».

«Наоборот, — ответил Лукасевич, — не немцы, а поляки ворвутся в глубь Германии в первые же дни войны!»

«Я горячо надеюсь на это... Однако тем временем дайте положительный ответ на советское требование! Для нас это исключительно важно. От наших переговоров в хМоскве зависит вопрос, быть или не быть войне».

Это уже было требование, а не просьба, и рассердившийся посол ушел, заявив, что он передаст в Варшаву эту просьбу, но заранее знает, что ответ будет отрицательный.

И вот теперь, имея эту телеграмму на столе перед собой, Бек посмотрел в лицо заколебавшемуся Ноэлю и угрюмо сообщил, что все просьбы относительно перемещения русских войск по территории Польши следует направлять маршалу Рыдз-Смиглы. Маршал в тот же вечер дал отрицательный ответ. На аналогичную просьбу англичан ответ был тот же: «Независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам...»

Так обстояли дела. Близорукие и самонадеянные польские руководители были непреклонны.

Теперь союзникам стратегически важно было держать русских в неведении относительно решительного отказа поляков на их просьбу и продолжать в Москве переговоры. Перед выездом из Москвы Бофр условился с генералом Думенком, что о результатах своей миссии он сообщит ему одним из трех слов: «один» будет означать, что он все еще ведет с поляками переговоры; «два» — добился успеха; «три» — потерпел фиаско.

Однако генерал Муссе не проявил должной предосторожности. Сразу же после первой встречи он направился в шифровальную и послал подробные донесения в Ларине и во французское посольство в Москве с изложением точки зрения поляков, включив их самые ярые антикоммунистические утверждения и в значительной степени добавив свои собственные подозрения относительно действий Кремля. В этой связи Бофр впоследствии отмечал: «Для всякого, кто хоть немного знает о секретной службе, должно было быть совершенно очевидно, что любая телеграмма, посланная обычным кодом военного атташе, будет немедленно расшифрована. Почти в любом посольстве во всем мире сейфы ночью не охраняются, а неохраняемый сейф — это открытый сейф».

19 августа лорд Галифакс послал из Форин Оффиса депешу Невилю Чемберлену, находившемуся на отдыхе в Шотландии. Он писал:

«В течение последних шести месяцев нам сообщали столько различных дат, что любое повторение их, естественно, вызывает скептицизм. Вместе с тем полученная информация кажется мне слишком обстоятельной, чтобы игнорировать ее, а приводимые сроки были сообщены, как это утверждается, итальянскому правительству, что, разумеется, усиливает достоверность этих сведений».

Через Вапситарта министр иностранных дел получил информацию, преднамеренно пущенную графом Чиано в соответствующие каналы, что в конце августа Германия нападет па Польшу. В своей депеше премьер-министру Галифакс добавил: «Если эта информация правильная, то нельзя терять времени».

Чемберлен решил немедленно вернуться в Лондон. Вильсон, находившийся в Борнмуте, также решил вернуться на Даунинг-стрит, 10. Когда они трое собрались, чтобы обсудить обстановку, оказалось, что все имеют весьма смутное представление о том, что же предпринять.

К этому времени лорд Галифакс пришел к убеждению о неизбежности войны. Ему претила такая перспектива, и он решил предпринять все, что было в его силах, чтобы избежать ее, по только не путем заключения пакта с Советским Союзом, который считал как отвратительным, так и бесполезным. Руководитель Форин Оффиса был полон предчувствий обреченности и, скрывая их от премьер-министра, не мог скрыть от самого себя. Как-то во время Мюнхенской конференции у него началась бессонница. Он был настолько обеспокоен происходившим, что написал Чемберлену и высказал опасения, которые зародились в эти тихие бессонные часы. Чемберлен дал ему нагоняй, и теперь Галифакс умолчал, что его снова мучает бессонница. Что могли сделать он или правительство при таких обстоятельствах? Ведь ход событий неотвратим.

С другой стороны, инстинкт подсказывал Чемберлену и Вильсону продолжать игнорировать тот факт, что проводимая ими политика поставила страну и мир в Европе под угрозу. Они все еще были уверены, что кто-нибудь, например Муссолини, подбросит им спасательный нояс. Разве до этого дуче однажды не спас их и разве не может он сделать то же самое еще раз? Казалось, они не понимали, что на этот раз, подобно утопающим, хватаются за соломинку.

В Париже шло заседание правительства. Наконец было решено, что возражения Польши должны быть отброшены. 21 августа Даладье сам послал телеграмму французской делегации в Москве:

«Срочно. Генералу Думепку.