Наталья Пушкарева - Женщины Древней Руси

Последний, третий этап эволюции имущественных прав знатных женщин — утверждение возможности владения недвижимостью: землей, «отчиной». Этот этап зафиксирован лишь в поздних источниках. Так, суд Пскова, разбирая наследование без завещания («ряда»), т. е. по закону, утверждает, что, если после смерти «которого человека» останется «отчина», жене пользоваться ею пожизненно, если только она не выйдет замуж. Такое же требование предъявляется и к мужу умершей жены, после которой тоже может остаться недвижимое имущество («а у ней останется отчина»!). Доказательства прав знатных женщин на владение недвижимостью (землей) имеются, на наш взгляд, и в тех статьях ПСГ, которые подчеркивают определенные ограничения прав женщин в судебном процессе. Так, в ст. 17 и 18 говорится: «А целовать боярину, и житьему, и купцю как за свою землю, так и за женню»; «а позовут боярина, и житьего, и купца в его земле или в женне, ино ему отвечать или ответчика послать в свое место и в женне по тому крестному целованию» [370] ПРП. Вып. П. ПСГ. Ст. 88–89. С. 297; Ст. 17–18. С. 288. . Подчеркнутое в данных статьях ограничение процессуальных полномочий женщин в случае судебных тяжб по поводу недвижимости является лишним свидетельством законодательного закрепления прав женщин на владение землей.

В конце XIII в. утверждается правило, касающееся дочерей: они получают часть «имения», «равнаа с братии» [371] Устав великого князя Всеволода о церковных судех, о людех и о мерилах торговых (далее: Устав Всеволода). Ст. 1 // Российское законодательство X–XX вв. Т. I. M., 1984. С. 253. Утверждение этого принципа означало победу византийских правовых норм о наследовании. Так, в VI титуле «Эклоги» отразился начавший действовать еще в конце III в. в римском праве принцип кровного родства, при котором наследование по закону предполагало передачу имущества ближайшим родственникам умершего без различия пола. При этом в первый класс наследников «Эклога» включала десцедентов (нисходящих родственников): сыновей, дочерей, а за их отсутствием внуков умерших сыновей и дочерей. Особенно примечательно здесь уравнение прав наследников по мужской и женской линии (Эклога. Византийский законодательный свод VIII в. М., 1965. Титул VI. Ст. 5. С. 112, 114, 120). , и тем самым закрепляются равные права братьев и сестер на недвижимость, хотя Судебник 1497 г. (ст. 60) оставил приоритетное право за братьями. Показательно, что в конце XIII в. даже незаконная жена могла претендовать на «прелюбодейную часть» в имуществе умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой (и даже с ним самим при его жизни!), требуя «дати урочнаа чясть на оскуду» [372] НПЛ. Устав Всеволода. Ст. 18. С. 488 (вариант Соловецкого списка). .

Таков процесс эволюции приобретения представительницами господствующего класса имущественных, в частности наследственных, прав, который нашел отражение в нормативных актах X–XV вв. Само расширение имущественных прав женщин, получение ими прав на владение недвижимой собственностью органически связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства, развивающегося по феодальному пути и преодолевшему к началу XVI в. — по крайней мере в праве — рецидивы дофеодальных структур. Представленная условная схема рассматриваемого процесса и хронологически, и по существу отлична от аналогичной, выработанной досоветской историко-юридической наукой. Мнение об имущественной подчиненности древнерусской женщины своему супругу, схематично обобщенное М. Ф. Владимирским-Будановым («до XIV в. имущество жены находится в собственности мужа, от XIV и по XVII в. — общность имущества и с XVIII в. — раздельность») [373] См.: Владимирский-Буданов М. Ф . Обзор истории русского права. 3 изд. Киев, 1900. С. 446–447. , серьезно корректируется данными самих нормативных актов. Точка зрения буржуазной науки объясняется тем, что она не пыталась дать социально-экономическое обоснование процессу развития права. Попытке создать иную, более адекватную, приближенную к действительности картину положения русской женщины способствует рассмотрение вопроса об эволюции имущественных прав женщин в X–XV вв. в связи с общими проблемами развития феодальной собственности на землю.

Широкие возможности изучить реальное имущественное положение древнерусских женщин предоставляют новгородские грамоты на бересте. В них, как и в нормативных документах раннефеодальной эпохи, четко выражен второй этап эволюции владельческих прав женщин — период обладания и пользования движимым имуществом, и прежде всего денежными средствами. Например, новгородская грамота № 228 (XII в.) перечисляет должников, среди которых названа «Ярошковая» (жена Ярошки, Ярослава), задолжавшая 9 резан. Грамота № 449 (тоже XII в.) говорит о безымянной «дъложьнице»: «…у ней 6 гривен в дъложеницъ». Среди грамот, найденных в Старой Руссе (конец XII в.), имеется письмо жены Ивана должнику Фоме, в котором она требует отдачи ей денег за проданную соль, угрожая повышением цены на нее, т. е. ростовщического процента [374] НГБ (1956–1957). С. 52; (1958–1961). С. 51; (1962–1976). С. 152 (Старая Русса). № 11. Позднее свидетельство — XV в. — см.: НГБ (1977–1983). С. 43. № 578. .

Интересную житейскую ситуацию представляет грамота № 531. Суть ее в том, что некая Анна с дочерью (видимо, из мелких феодалов) давала в отсутствие мужа Федора занятые им у некоего Константина деньги в рост, получая с этого немалый доход. Теперь же она вместе с дочерью просит защиты у своего брата Климента от разгневанного мужа и отца. Подобная ситуация (дача одним из супругов без ведома другого денег в долг) не вызвала бы удивления, датируйся грамота XIV–XV вв. Но стратиграфический анализ показал, что находка относится к XII в.! Это свидетельствует о значительной самостоятельности женщин в денежно-ростовщических операциях уже в XII в., о раздельности имущества супругов (доход-то от процентов шел явно в личную собственность женщин, а не в общую семейную — иначе чего бы гневаться мужу Федору?). Женщины-заимодавцы XII в., как показывают грамоты, проявляли отличную осведомленность о нормах тогдашнего ростовщичества, зафиксированных еще ПП и позже ПСГ [375] НГБ (1962–1976). С. 132–134; ПРП. Вып. II. ПП. Ст. 47, 50, 51. С. 126–127; ПСГ. Ст. 36. .

Новгородская I летопись сообщает о строительстве церквей знатными женщинами, что предполагало наличие у них значительных денежных средств. Среди таких женщин и жительница Новгорода «Жирошкина дъчи» Полюжая Городщиница (XII в.), и «дщи князя Чешьского» Мария Всеволодовна, субсидировавшая строительство церкви во Владимире (XII в.). В Ипатьевской летописи можно найти и более ранние свидетельства. Так, Мария (Мстиславна?), жена великого князя Всеволода, основала Кирилловскую церковь в Киеве (XII в.), где и была похоронена. В Лаврентьевской летописи (XIII в.) упомянуты монастырь Святой Богородицы, «юже бе создала великая княгиня и блаженая Всеволожа» (дочь Всеволода III Юрьевича Елена Всеволодовна), и церковь Спаса Преображения в Твери, которую заложила Ксения Юрьевна, жена тверского князя Ярослава Ярославича. Имеются свидетельства ХШ в. о совместном с мужьями и сыновьями основании знатными женщинами монастырей [376] НПЛ. Синодальный список. С. 43, 468 (статьи, предшествующие Комиссионному списку); ПСРЛ. Т. I. С. 176, 207 (под 1223 и 1285 гг.); Т. II. С. 121, 143, 317 (под 1178 и 1294 гг.). . Летопись упоминает о раздаче денежной милостыни монастырям княгиней, женой Святополка Окаянного: «…много раздала богатьство монастырем и попом, и убогим…» [377] ПВЛ. Ч. I. С. 196. Неоднократно отмечают летописцы и получение дорогих даров дочерьми от родителей [378] См., например: ПСРЛ. Т. II. С. 165 (под 1225 г. о Марии и ее отце Мстиславе Мстиславиче Удалом); С. 317 (под 1178 г.), 361 (под 1187 г.); Т. III. С. 131 (под 1326 г.), 228 (под 1360 г.), 230 (под 1371 г.); Т. VII. С. 134 (под 1228 г.); свидетельства XV в.: Т. IV. С. 148 (под 1462 г.); Т. VIII. С. 152 (под 1467 г.). .