Наталья Пушкарева - Женщины Древней Руси

Женское имущественное владение, именуемое в РП «частью», вероятно, включало приданое и не входящее в его состав некоторое парафернальное имущество — собственность жены, которой она могла распоряжаться по своему усмотрению. Впоследствии парафернальное имущество жены передавалось мужу только на основе доверенности, а обеспечением добросовестности управления им служила законная ипотека на имуществе мужа в пользу жены [338] См.: Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А . Энциклопедический словарь. Т. 22а. СПб., 1897. С. 778–779. .

Существование приданого в древнейший период истории Руси доказано еще в XIX в., хотя и РП, и другие нормативные акты того времени не знают данного термина. «Аже будет сестра в дому, то той задницы (всего наследства. — Н. П.) не имати, но отдадять ю замуж братья, како си могуть», — говорится в РП. Свидетельство летописца («…а завтра приношаху за ней, что вдадуче») указывает на существование такого приданого еще в древнем обычном праве, что позволяет усомниться в правильности утверждения о том, что институт приданого был заимствованием византийских юридических норм [339] ПРП. Вып. I. РП. Ст. 95. С. 118. Аналогичные постановления см.: Польская Правда. Ст. 22, § 4 // Греков В. Д. Избранные труды. Т. 1. М., 1957. С. 431; Литовская метрика. Отд. I. Ч. I (Книга записей. Т. I). СПб., 1910. № 428, 348, 349, 370 и др.; ПВЛ. Ч. I. С. 15; Сергеевич В. И . Лекции по истории русского права. СПб., 1890. С. 569–570. . Владение приданым, по РП, присуще людям из среды почти всех классов и социальных групп феодального общества, в том числе и смердам. Сам термин «приданое» появляется в актах не ранее конца XV в. (в Судебнике 1497 г. есть упоминание о «приданом холопе») [340] ПРП. Вып. I. РП. Ст. 90. С. 117; Вып. III. Судебник 1497 г. Ст. 66. С. 357. . Первые рядные договоры о назначении приданого встречаются лишь в середине XVI в. Что касается свидетельств ненормативного характера о назначении приданого, то от рассматриваемого времени (до конца XV в.) их до нас дошло очень мало [341] АЮ. Т. I. № 392; Записная книга крепостным актам XV–XVI вв. / Под ред. А. С. Лаппо-Данилевского. СПб., 1898. № 6564. С. 21–22 (1542 г.). .

Сложнее вопрос о том, владела ли женщина чем-либо помимо приданого. О существовании парафернального имущества жены в первом браке нет прямых сведений в русских памятниках. Правда, следует обратить внимание на определенное Уставом князя Ярослава взыскание за покражу «свадебного» и «огородного» [342] ПРП. Вып. I. Устав князя Ярослава (далее: УЯ). Ст. 32. С. 269. . Первый термин относительно ясен: это то, что получала невеста при свадьбе. «Огородное» — термин менее понятный. Он по-разному написан в различных списках Устава и не объяснен до сих пор [343] Там же. С. 272, 274. Ундольский и Соловецкий — «згородное»; Кирилло-Белозерский — «городное»; Троицкий II — «съегородное»; Румянцевский II — «изгородное»; Румянцевский I — «огородное». См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря русского языка. Т. I. СПб., 1893. С. 558; Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972. С. 235–238, 282–283. . Существование в русском юридическом быте брачного сговора (о котором шла речь в гл. II) позволяет предположить, что «сговорное» («огородное») являлось либо одной из составляющих приданого, либо частью или даже самим парафернальным имуществом, приносимым женой в дом мужа.

Более понятной представляется структура «части», которой владела женщина в связи со вторичным замужеством («что на ню мужъ възложилъ», «что дал мужь»). По-видимому, это прежде всего то же приданое, по отношению к которому древнерусские женщины обладали правом не только владения, но и распоряжения. Иначе было бы необъяснимым появление самостоятельной собственности женщины в браке, а между тем уже Устав князя Владимира считает принципиально возможной «прю между мужем и женою о животе», т. е. спор по поводу имущества. Тот же Устав предполагает возможность конфликта вдовы с братьями, снохой, свекровью и собственными детьми по поводу «живота» [344] ПРП. Вып. I. РП. Ст. 102–103. С. 118; Устав князя Владимира (далее: УВ). Ст. 6–7. С. 238. . Трудно согласиться с тем, что это установление было введено с целью ограничить дееспособность женщин путем передачи вопросов об имуществе в ведение церковной юрисдикции, действовавшей на основании аналогичных казусов в византийских законах, ограничивавших права женщин [345] См., например: Сергеевич В. И. Указ. соч. С. 569. . Предпочтительнее попытаться найти свидетельства развития имущественных прав женщин, состоявших в браке [346] К. Алексеев назвал ст. 7 УВ «благодетельным нововведением для ограждения имущества жены» ( Алексеев К. Об отношениях супругов по имуществу… // ЧОИДР. 1868. Т. 2. С. 12). Критику его точки зрения см.: Дебольский Н. Н. Гражданская дееспособность по русскому праву до конца XVII в. СПб., 1903. С. 17. . И они имеются.

Во-первых, тот факт, что кредиторы мужа обращали свое взыскание против жены (как в «Вопрошании Кирика»), подтверждает наличие у жены определенного имущества. Во-вторых, в Уставе князя Ярослава муж предстает посягателем на имущество супруги [347] РИБ. Т. VI. Ст. 92. С. 48; ПРП. Вып. I. УЯ. Ст. 32. С. 269. . В-третьих, ст. 36 Псковской судной грамоты (ПСГ) также свидетельствует о том, что «женка» могла являться истцом в деле взыскания долга по неформальным документам («доскам») [348] ПРП. Вып. II. Псковская судная грамота (далее: ПСГ). Ст. 36. С. 291. Термин «женка» употреблен в статье, очевидно, для обозначения пола безотносительно к матримониальному положению; когда речь шла о вдове, это оговаривалось особо. . В-четвертых, договор Новгорода с немцами 1269–1270 гг. подчеркнул не только отсутствие общности имущества супругов, но и наличие тайной ипотеки на имуществе жены, т. е. невозможность использования ее имущества под залог имущественных сделок мужа. (Материальную ответственность за долги мужа жена несла лишь в случае его смерти, став наследницей его движимости и недвижимости.) [349] ГВНП. № 31. С. 61; ПРП. Вып. II. ПСГ. Ст. 75.

Отметим, что тенденция имущественной неответственности супруги не сразу утвердилась в русском законодательстве. Несмотря на то что русско-византийский договор X в. ввел ее в одну из своих статей, РП (а позже и нормативный акт Смоленского княжества) еще требовала отдачи имущества жены на «разграбление» в случае совершения преступления мужем [350] ПРП. Вып. I. Договор 911 г. Ст. 4; РП. Ст. 7; Вып. II. Договор Смоленска… Ст. 6. С. 60. . Однако новгородское право XIII в. вновь возвратилось к системе тайной ипотеки на имуществе жены, т. е. признало невозможность его залога, что отвечало экономическим изменениям, связанным с усилением феодализации общества.

Таким образом, законодательные памятники X–XV вв. дают возможность утверждать, что женщина социально свободная, принадлежавшая к привилегированному сословию и выходившая замуж вторично, могла обладать помимо приданого и некоторым парафернальным имуществом, которое могло появиться у нее за годы либо супружеской жизни (как следствие свободного распоряжения своим приданым), либо вдовства при выполнении опекунских функций.