Маркус Редикер - Корабль рабов

Заключительная колонка раскрывала условия жизни матросов. У них не было никакого помещения для сна и отдыха на переполненных работорговых судах; они страдали от вони, поднимающейся из трюма; они болели и умирали в большом количестве, превращая работорговлю в «настоящую могилу для матросов». Лондонский текст, как и филадельфийский и нью-йоркский, исключал параграф о защите «частной собственности», но он сохранил окончательный приговор, убеждающий зрителей принять меры, чтобы отменить зло работорговли [484].

В июне 1787 г., спустя меньше чем месяц после того, как был сформирован Лондонский комитет за отмену работорговли, Кларксон и его сторонники оказались перед проблемой. Они решили отменить работорговлю, но не знали как. В Кембридже Кларксон составил основные тезисы о рабстве, но у него было мало документов. Этого было недостаточно, чтобы представить общественности или членам парламента, которые уже были наслышаны о рассмотрении разных дел, но все еще требовали новых свидетельств. Поэтому 12 июня комитет решил, что Кларксон должен отправиться в Бристоль, Ливерпуль и в другие места для «сбора информации о работорговле» [485].

С этой целью Кларксон разработал целую стратегию. Он должен был стать историком по социальным вопросам. Он собирался отправиться на биржу и таможню Бристоля и Ливерпуля, чтобы полностью погрузиться в судовые журналы и отчеты, по которым он сможет вычислить уровень смертности. Он должен получить имена двадцати тысяч матросов и узнать, что с ними случилось. Он должен собрать документы, такие как контракты, листы получения жалованья, как напечатанные, так и рукописные, чтобы исследовать уровень занятости. Самое важное, что он должен был найти людей на побережье, чтобы поговорить с ними. Кларксон также решил обратиться к устным источникам информации, которые неожиданно станут историей, рассказанной снизу.

Кларксон отправился в путь по портам 25 июня 1787 г.; начал он с Бристоля. Он пережил момент отчаяния, когда при въезде в город внезапно осознал, против чего он хочет выступить. Он боялся власти богатых, корыстных людей, он знал, что должен будет бросить им вызов. Он ожидал преследований, когда начнет собирать эти свидетельства. Он даже задал себе вопрос: «Как мне выйти из этого живым?» Некоторые из поддерживавших его активистов в Лондоне, должно быть, задавались тем же вопросом, поскольку в течение следующих недель они писали своим друзьям в Бристоле и спрашивали, жив ли еще Кларксон [486].

Сам он сначала решил найти членов партии квакеров и других союзников, которые поддержат его в изысканиях. Люди, с которым он хотел поговорить, были «почтенными» свидетелями — это были торговцы и капитаны кораблей, которые хорошо разбирались в работорговле. Но как только они узнавали о намерениях Кларксона, его начинали избегать. Встретившись на улице, они переходили на другую сторону, как будто, как вспоминал сам Кларксон, «я был волком, тигром или каким-то другим опасным хищником». Судовладельцы и торговцы запретили своим подчиненным разговаривать с ним. Кларксон скоро «должен был оставить надежду собрать хоть какие-либо сведения». Он был бы вынужден повернуться к тем, у кого был конкретный опыт и знание: простым матросам [487].

Кларксон записал, как произошла его первая встреча с моряками. Третьего июля он пересек реку Эйвон и «увидел лодку с надписью “Африка”». Кларксон приветствовал матросов и поинтересовался, принадлежат ли они работорговому кораблю «Африка», на что те ответили утвердительно. Тогда он спросил, не боялись ли они плыть в Африку из-за частых случаев смерти среди моряков. Ответ продемонстрировал менталитет космополитического фатализма. Один из моряков сказал: «Если моя судьба умереть в Африке, тогда я умру, а если нет, то я не умру, хотя я и поеду туда. И если моя судьба выжить, то я могу выжить везде». Разговор перешел на работорговый корабль «Братья», который в это время находился в Кингроуде и готовился к отплытию. Его задержали, потому что капитан Хьюлетт, «жестокий негодяй», не смог набрать команду. Большая группа подписала контракт, но, оценив характер своего нового капитана, немедленно дезертировала. Кларксон записал эту информацию. Он мог бы также сказать, что его собственное образование вступило в новую фазу [488].

Позже он размышлял над значением этой встречи: «Я не могу описать свое чувство, наблюдая тех бедняг с “Африки”. Их было семь человек — все молодые, приблизительно 22 или 23 лет, и очень здоровые — они были настоящими моряками; и я думаю это были самые прекрасные товарищи, которых я когда-либо встречал. Мне трудно описать мои чувства, когда я понял, что некоторые из них были обречены и, независимо от того, какое у них было сейчас настроение, они никогда не увидят больше свой родной дом. Я подумал, насколько уменьшилась слава британского флага из-за того, что были уволены такие благородные товарищи — сильные, здоровые, выносливые, энергичные, — они могли бы позволить нам бросить вызов нашим врагам французам».

С неким чувством национальной гордости, восхищаясь этими «столпами государства», Кларксон впоследствии сделал матросов и их опыт основой агитации за отмену работорговли. Он все больше осознавал, что на их свидетельства и информацию можно положиться и что именно они могут осветить ситуацию в трюмах работорговых кораблей.

Кларксон вскоре нашел своего первого информатора, Джона Дина, черного матроса, чья искалеченная спина стала ужасным доказательством пыток во время работы на работорговом корабле. Он встретил ирландского хозяина бара по имени Томпсон, который между полуночью и 3 часами утра провел его по Болотной улице и показал места, где гуляли матросы и которые были полны «музыкой, плясками, беспорядками, пьянством и обещаниями». Он встречал моряков — хромых, ослепших, покалеченных и страдающих от лихорадки. Он узнал об убийстве Уильяма Дайна главным помощником на корабле «Томас». Он разыскал членов команды и собрал достаточно доказательств, чтобы арестовать помощника и привести его в городской суд, где его встретили «дикие взгляды работорговцев» при исполнении служебных обязанностей. Такая открытая враждебность испугала противников рабства среди представителей среднего класса Бристоля, которые «боялись выступить открыто». Моряки, однако, стекались к аболиционисту, чтобы описать «различные сцены варварства», о которых они знали. Кларксон наконец нашел тех, «кто был лично знаком с ужасами работорговли» [489].

Он услышал, что работорговое судно «Альфред» только что возвратилось в порт и там находился человек по имени Томас, который получил серьезную травму от рук капитана Эдварда Роба. После долгих поисков он нашел Томаса в съемной комнате в ужасном состоянии. Его ноги и тело были обернуты в мягкую фланель, чтобы дать отдых ранам. Обезумев, Томас не мог понять, кто такой Кларксон. Он впал в испуг и возбуждение от присутствия незнакомца. Не был ли он адвокатом? Он неоднократно спрашивал, как написал Кларксон, «не пришел ли он с намерением принять сторону капитана? А может, он хочет убить его?». Кларксон объяснил, «что прибыл, чтобы принять его сторону и наказать капитана Роба». Томас не мог в это поверить, возможно потому, что он бредил, или потому, что он не мог представить, что джентльмен решил встать на его защиту. Не имея возможности нормально поговорить с этим человеком, Кларксон пытался выразить ему свою симпатию. Роб избивал Томаса так часто, что тот хотел совершить самоубийство, выпрыгнув за борт в кишащие акулами волны. Однако моряка спас помощник капитана, после чего его приковали цепью к палубе, где избиения продолжались. Вскоре после посещения Кларксона Томас умер, но образ оскорбленного искалеченного человека не оставлял Кларксона «ни днем, ни ночью». Такие истории рождали «огонь негодования» [490].