Иван Саблин - Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Казалось, Владивосток одерживает победу и в соперничестве с Верхнеудинском. 5 мая 1920 года Краснощёков жаловался Ленину и Чичерину, что официальной реакции на провозглашение ДВР нет, а Виленский и другие советские представители игнорируют верхнеудинское правительство, ведя переговоры напрямую с японцами. Через неделю он переправил декларацию Ои Сигемото в Москву, требуя немедленной реакции на провозглашение ДВР. 14 мая 1920 года Чичерин телеграфировал, что РСФСР официально признала ДВР. В конце мая 1920 года ДВР начала переговоры с японским командованием. Примерно в это же время благовещенское правительство согласилось на формирование буферного государства и признало власть Верхнеудинска. Хотя главными претендентами на объединение российского Дальнего Востока в единое государство были Владивосток и Верхнеудинск, Ои Сигемото настаивал, что одной из сторон грядущего объединения должна быть Российская Восточная Окраина [529] Власть труда. 1920, 1 июля. С. 2; История Дальнего Востока России от эпохи первобытного общества. Т. 3. Кн. 1. С. 381–383. . В то же самое время Джон Кеннет Колдуэлл, консул США во Владивостоке, сообщил, что японцы разоружили антибольшевистских офицеров, прежде находившихся под командованием Ивана Павловича Калмыкова [530] Сам Калмыков в феврале 1920 года отступил в Китай, где был арестован, а в сентябре 1920 года – убит. , а теперь намеревавшихся провозгласить свое собственное правительство, и подтвердили, что поддерживают владивостокское руководство [531] United States Department of State. 1920. Vol. 3. P. 551. .

Впрочем, положение в Сахалинской области делало объединение всего российского Дальнего Востока маловероятным. В своей декларации Ои Сигемото подчеркивал, что события в Сахалинской области должны обсуждаться отдельно от других дальневосточных вопросов. Чтобы узнать, к чему привела победа Тряпицына, японское правительство отправило по морю военную экспедицию, которая прибыла в Александровск в конце апреля 1920 года и удостоверилась, что японские жители города не пострадали. Но добраться до Николаевска экспедиция не смогла из-за ледяного покрова [532] Ibid. P. 511, 548–549. . Кроме того, японское командование отправило подкрепления по суше. 19 мая 1920 года, ввиду приближения японских сил, Сахалинский областной исполком предоставил Тряпицыну, Лебедевой и трем их сподвижникам верховную власть в регионе. На протяжении апреля и мая 1920 года в Николаевске продолжал свирепствовать красный террор, и жертвы исчислялись тысячами. В конце мая 1920 года пленные японцы были убиты (некоторых японцев спасли китайцы). Консул Чжан и капитан Чэнь эвакуировали из Николаевска китайцев, американцев, французов, англичан и других иностранцев незадолго до 1 июня 1920 года, когда войска Тряпицына сожгли город дотла, убив большинство тех, кто был бесполезен партизанам. 3 июня 1920 года японские войска вошли в то, что осталось от города. В ходе своего отступления партизаны продолжали убивать людей в сельской местности, сжигая по приказу Тряпицына деревни в низовьях Амура [533] РГИА ДВ. Ф. Р-4634. Оп. 1. Д. 370. Л. 11–14 (Письменное показание члена Николаевского окружного исполкома Захарьева); Д. 380. Л. 4 (От китайского консульства в Николаевске-на-Амуре – председателю Горного комитета, 27 мая 1920 г.); Николаевск-на-Амуре. Страницы истории: Сб. архивных документов. C. 233, 236, 238–239. .

Владивостокское правительство осудило действия Тряпицына, но он отказывался признавать его, утверждая, что Россия – федерация с правом на самоуправление. Дальневосточные и сибирские большевики попытались подчинить себе Тряпицына и Лебедеву, но все их старания были безуспешны. Радикалы Камчатской области, собравшиеся в Охотске, разделяли презрение Тряпицына к «соглашательской политике» Виленского и других [534] Там же. Л. 1–2 об. (Доклад управляющему внутренними делами Временного правительства Приморской областной земской управы П. П. Попову); Д. 378. Л. 5 (Телеграмма из Охотска в Иркутск, Омск, Москву и Николаевск, 4 мая 1920 г.). . В то же время Тряпицын лгал своему отряду о директивах из Москвы и о положении за пределами Сахалинской области, скрывая от партизан факт формирования буферного государства и заявляя, что советская власть приказала им отстоять Амур или умереть [535] Там же. Д. 379. Л. 3–6 (Речь Тряпицына на гарнизонном собрании, 28 апреля 1920 г.). .

Убийство пленных японцев вызвало взлет оборонческого национализма в японской прессе и общественных дискуссиях. По словам американского поверенного в делах Эдварда Белла, после того как Военное министерство в начале июня 1920 года опубликовало официальное заявление о событиях в Николаевске, взбудораженное «общественное мнение» «потребовало карательных мер» против партизан. Некоторые газеты призывали к оккупации Северного Сахалина «как гарантии репараций после того, как будет создано российское правительство, с которым можно иметь дело» [536] United States Department of State. 1920. Vol. 3. P. 513–514. .

Хотя начиная с мая 1920 года и Москва, и Токио поддерживали идею буферного государства на российском Дальнем Востоке, между ними не было согласия по поводу того, где должен находиться центр этого государства. РСФСР, безусловно, выступала за Верхнеудинск. Японское правительство склонялось в пользу Владивостока, но военное командование Японии продолжало поддерживать Семёнова, несмотря на заявления о скором выводе японских войск из Читы. Решение японского командования оккупировать часть Сахалинской области вдохнуло новые силы в российский оборонческий национализм и укрепило надежды владивостокских либералов и умеренных социалистов на достижение широкого национального согласия.

С точки зрения многих русских и японцев, центральное место в дальневосточных вопросах занимал национализм. Леволиберальный «Вечер» считал, что новая позиция японских властей отнюдь не означает, что они стали поддерживать демократию, и напоминал, о презрении японцев к воле русского народа, приведшим к атоманщине. Но и руководители cоветской власти, по мнению «Вечера», были «чужды национального чувства», с безразличием относились к нуждам дальневосточного населения, а значит, не особо отличались от японцев [537] Дальневосточное обозрение. 1920, 28 мая. С. 1; Вечер. 1920, 12 мая. С. 1. . Тем временем японское командование, по всей видимости, не соглашалось с политикой своего правительства, сделавшего ставку на Владивосток. «Владиво-Ниппо» утверждала, что ведение переговоров с дальневосточными властями является большой ошибкой и вопрос о буферном государстве следует решать непосредственно с советским правительством [538] Владиво-Ниппо. 1920, 14 мая. С. 1–2. . Как сообщало «Дальневосточное обозрение», либеральные газеты в самой Японии скептически относились к самой идее буферного государства. В отличие от аналогичных государств в европейской части бывшей империи (Финляндии, Эстонии, Латвии, Украины и Грузии) оно не могло быть полезным в силу отсутствия в его фундаменте «расового антагонизма», то есть антиколониального национализма. Японские либералы считали, что русское население Дальнего Востока будет действовать в интересах единого российского правительства и буферное государство станет всего лишь иллюзией [539] Дальневосточное обозрение. 1920, 22 мая. С. 1. .