Леонид Млечин - Кто взорвал Америку?

Вечерами более молодая часть населения города начинает обход увеселительных заведений. Ввиду обилия последних прогулка может затянуться до первых петухов.

Путешествие такого рода совершенно безопасно даже для чужака. Собственно, чужаков в Испании и не бывает: каждый входящий в кафе, бар или дискотеку легко и непринужденно присоединяется к компании. Наутро случайного собутыльника могут и не узнать, но, пока продолжается вечер, ты — лучший друг и приятель.

Вечерами пожилая часть жителей рассаживается за столиками, выставленными по всей длине главной улицы города. Официанты картинно поднимают бутылку с сидром над головой и наполняют подставленные стаканы.

Льющееся тоненькой струйкой местное яблочное вино шипит и слегка пенится. Астурийцы никогда не выпивают свою порцию до дна, а остатком сидра прополаскивают стакан и передают соседу. Теплой мягкой ночью сидр располагает к долгим беседам. До самого утра через открытое окно в мою комнату в маленьком отеле «Дон Мануэль» доносились отголоски все тех же споров поколения 60-х.

Почему писатели любили собираться в Хихоне? Это родной город президента Международной федерации политического и детективного романа Пако Тамбо Второго. Пако невероятно энергичный человек и любитель кока-колы. Он пьет этот напиток литрами и иногда участвует в международных конкурсах, соперники в которых должны определить, в какой стране произведена та или иная бутылка кока-колы. Говорят, что некоторые конкурсы Пако выигрывает.

Его отец — Пако Тамбо Первый увез семью в Мексику, спасаясь от экономических трудностей захолустной франкистской Испании. В Мексике их жизнь устроилась. Младший Пако стал известным в испаноязычном мире писателем. Теперь он созывает в родной город писателей со всего мира, чтобы поговорить о детективах и политике.

На встречи с писателями приходило едва ли не больше людей, чем когда-то в городах и весях Советского Союза. Когда писатели встречались с публикой, один из них — немец — всегда был в шляпе. Сначала это казалось странным, потом оказалось, что писатель был прав — из-за шляпы его-то и запомнили лучше, чем других.

Пако Тамбо, не отрывающийся от бутылки с кока-колой, вспоминал:

— Мне было девятнадцать лет, когда полиция разогнала студенческую демонстрацию в Мехико. Лицо у меня было в крови, а книгу, которую я держал в руке, мне втоптали в грудь.

Ему вторил американец Гарри Купер, смуглый и пузатый, в мятых брюках:

— Моя литературная карьера началась в 1966 году, когда я стал выпускать в школе подпольную газету. Затем губернатор Рейган, будущий президент, исключил меня из Калифорнийского университета за участие в антивоенной деятельности. Для меня писательство всегда было лишь продолжением моей политической деятельности.

Молодежь 60-х презирала буржуазную, «западную» демократию. Она хотела заменить парламент демократией масс и Советами. На самом деле она укрепила то, против чего боролась.

Капитализм, который радикально настроенные молодые люди считали своим врагом и который хотели устранить, изменялся вместе с ними.

Настроенные антиамерикански, они в конечном счете помогли прорыву в Европу культурной стилистики Америки, культуры больших городов, либерализма и терпимости.

Они не имели ничего общего с социализмом, они лишь драпировались в его экзотические одежды. Они держались социалистического выбора потому, что прекрасно понимали: реального социализма в их стране не будет. Но их завораживал авангардизм, красивые жесты, бунтарская мудрость.

Они сражались с империализмом и капитализмом, не представляя себе, что враг современной цивилизации придет в ином обличье — терроризм, национализм, сепаратизм, этнические чистки.

Дети Маркса и кока-колы, они на самом деле хотели лишь усовершенствования того, что уже имели. Они верили, что вот-вот в закрома человечества будет свезен гигантский урожай, который позволит накормить всех нуждающихся.

Раскованность молодежи 60-х была направлена против всего тяжеловесного и косного, формального и старообразного. Молодые люди считали себя, говоря современным языком, «крутыми» и незакомплексованными.

Отказ от мира взрослых начался с одежды. Именно этот эстетический выпад оказался самой большой провокацией. Они отказались от костюмов и галстуков, аккуратных платьев и пышных причесок. До этого невозможно было представить, что девушки начнут носить не юбки, а брюки и джинсы.

Различия в одежде между мужчинами и женщинами стерлись настолько, что наметился некий гермафродитизм во внешнем облике современных молодых людей.

Считалось, что мужчины должны носить более короткие, а женщины более длинные волосы. До середины 60-х это правило казалось незыблемым. Прическа четырех музыкантов из «Битлз» воспринималась как вызов. Внезапно все переменилось. Исчезли такие слова, как «друзья» и «подружки». Все стали говорить о «партнерах» и «партнершах».

Молодежь 60-х добилась того, что отклонения в поведении и одежде, любые формы экстравагантности встречаются обществом с большей терпимостью. Кто четверть века назад мог предположить, что юноши станут носить кольца в ушах и в носу и это не вызовет удивления или протеста?

Для большинства людей 1968 года существовало только их собственное поколение, пролетариат и остальной мир. Они были не столько единомышленниками, сколько сверстниками. Тех, кто был старше, списали. Тех, кто был младше, не принимали в расчет.

Они и поныне, будучи пятидесятилетними, считают себя молодыми и полагают, что никогда не состарятся. Их вера в себя опирается на наивную гордость тем, что они владеют теоретическим достоянием, недоступным остальному миру. Они все еще верят, что мир можно изменить революцией.

Мир социализма, государства пролетариата были необходимы им как фон, на котором они так выигрышно смотрелись. После поражения реального социализма все, что было дорого бунтовщикам, ушло в прошлое. Огонь, который разожгли люди 1968 года, угас.

Но они не могут забыть о своем славном прошлом. Они впервые заставили говорить о себе как о политической силе в 1960 году, когда японские студенты, продемонстрировав ярость и напор, сорвали визит американского президента Дуайта Эйзенхауэра в Токио. А затем взорвались южнокорейские студенты, которые заставили уйти в отставку своего президента Ли Сын Мана.

В начале 60-х начались волнения и в студенческой среде Западной Европы и Северной Америки. Тогда же их стали называть «новыми левыми». Этот термин придумал американский социолог Чарлз Райт Миллс, который написал работу под названием «Письмо новым левым». Но эти люди, которые когда-то с красными знаменами выходили на улицу и строили баррикады, повзрослев, вернулись домой и устроили себе благополучную жизнь. Они с ностальгической тоской вспоминают ушедшую молодость и устраивают «круглые столы» на тему: «От красного флага — к черному роману».