Иван Плотников - Правда истории. Гибель царской семьи

В распоряжении исследователей имеются показания сторожа Я. И. Лобухина и его сына В. Я. Лобухина. Лобухины рассказали, что грузовик «прошел... через переезд прямо через лог, а не времянкой, как шли все остальные (другие автомобили. — И. П.)... Этот автомобиль в логу и засел в топком месте... За ночь они там целый мостик выстроили: из шпал и тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес назад взял, и там одни шпалы остались» (показания старшего Лобухина); «там в логу у них автомобиль застрял. Кто-то из них взял из нашей ограды шпал и набросил там мостик» (показания младшего Лобухина). Рассказал Яков Лобухин и о стычке его жены с одним похоронщиком, который потребовал ведро воды: «Баба моя на него за стук осердилась и сказала ему, что он нас напугал. Он на нее за это осерчал и говорит: «Вы тут, как господа, спите. А мы всю ночь маемся. У нас тут автомобиль согрелся. На первый раз простим, а в другой раз так не делайте» 188.

Теперь важно выяснить вопрос о возможном месте разведения костра, на котором сжигали два трупа и под которым их останки закопали, и напомнить о времени этих действий — в ночь на 19 июля до раннего рассвета. Начиналось все в темноте, и костер был абсолютно необходим. В июльскую, хотя и короткую, но темную ночь костер понадобился, очевидно, сразу же, когда после неудачных попыток с ходу вытащить машину стала ясна необходимость приносить и подкладывать под ее колеса какой-то материал. В источниках идет речь только об одном, но дважды разжигавшемся костре (а значит, второго костра не было). Он должен был освещать и место размещения трупов и горючего, и застрявший автомобиль, и участок дороги, на котором действовали похоронщики в попытках его вытащить, протолкнуть вперед. А после этого костер понадобился для освещения при рытье могилы, забрасывании в нее трупов, заваливании ее землей и заделывании шпалами и досками. Одним словом, костер разожгли на весьма близком расстоянии от большой могилы, очевидно, со стороны переезда, на пригорке, значительно ближе опушки леса. Он был, по-видимому, буквально рядом, метрах в 10-20 от дороги. С обеих сторон дороги был лес. У самого леса, рядом с деревьями, костер разжигать, конечно, не могли из-за опасения лесного пожара, к тому же костер должен был быть достаточно близко, для хорошего освещения главного объекта — мочажины. Попробуем уточнить место, где был разожжен костер, под которым затем погребли останки двух сожженных трупов. Никаких указаний на то, что это было сделано на дороге, в источниках нет. Будь так, Юровский не преминул бы упомянуть об этом и об утрамбовывании потом не только могилы в мочажине, шпального настила над ней, но и просто участка дороги в другом месте. Хотя, конечно, нельзя исключать вероятность разжигания костра и второго захоронения тоже на дороге. Маскировка второй могилы производилась по-другому: над ней, на месте старого кострища, был разведен новый костер. Костер разжигался скорее всего или слева, или справа от дороги. По всей вероятности, слева (глядя со стороны ВИЗа), этот участок выглядит более подходящим — он сухой и близкий к лесу, где можно брать валежник для длительного поддержания большого костра. В той ситуации такое соображение тоже могло играть значительную роль. И потом: дорога в этом месте должна была оставаться свободной для проезда легковой машины чекистов, следовавшей за «Фиатом»; в числе ее пассажиров находился и фактический шеф облчека, уральский лидер Ш. И. Голощекин. О легковой машине упоминали (Юровский — даже о «двух легких, одной для чекистов»), писали участники захоронения 189. Голощекина, хорошо известного жителям, видели в легковом автомобиле возвращавшимся утром 19 июля через ВИЗ в город 190. Оба легковых автомобиля или один из них могли стоять на дороге тут же, чтобы, пользуясь светом костра, наблюдать за действиями захоронщиков. Правда, в одном из источников говорится о том, что Голощекин оставил автомобиль на разъезде. Напрашивается вывод, что остатки кострища и место захоронения останков Алексея и Марии находятся в каких-нибудь 3-5, максимум — 10 метрах в сторону разъезда, к северо-западу. Юровский пишет о месте захоронения их останков так: «...тут же под костром» «...тут же развели костер» 191. В общем, где-то совсем рядом, близко. Попытаемся точнее определить это место.

Обратимся еще к двум специфическим и важным документам, связанным с именем Ермакова. В середине 1920-х гг., как уже отмечалось, Ермаков, а также целая группа уральских активистов специально сфотографировались на месте подлинного захоронения Царской Семьи. Ермаков отдельно снялся в рост, стоя на кромке шпального настила над могилой, с левой его стороны. Это само по себе примечательно и не может не обратить на себя внимания исследователей; особенно теперь, когда стало доподлинно известно, что это и есть истинное захоронение Царской Семьи, фотография одного из главных ее убийц на его фоне и похоронщиков лишний раз свидетельствует о том же. На обратной стороне фотокарточки сделана надпись карандашом, свидетельствующая о том, что снимок сделан на месте захоронения Царской Семьи. Надпись стиралась, но по ее остаточному следу легко прочитывается. В частности, это было сделано следователем, прокурором-криминалистом Генеральной прокуратуры В. Н. Соловьевым, много лет занимавшимся этой проблемой.

Главное же, о чем следует вести речь, над чем в сопоставлении с другими данными автор этих строк раздумывал уже несколько лет, — это брошенный на траву слева, подальше от Ермакова, кусок светлой плотной ткани размером приблизительно 60x70 см. Он, по глубокому убеждению автора этой книги, и может быть указателем места захоронения останков цесаревича Алексея и великой княжны Марии — его сестры. Ткань сама по себе тут появиться не могла. По всему видно, что она добротная, не рваная, плотная, по виду напоминающая брезент. При невероятной нищете населения, когда даже прочную заплатку на колени брюк крестьянину трудно было найти, этот добротный кусок не могли выбросить проезжающие или проходящие мимо. Если бы он выпал из повозки, то скорей всего лежал бы на дороге или близ нее. И лежать он мог только до появления первого проезжающего или проходящего. Значит появление его связано с прибытием сюда Ермакова и активистов. Зачем Ермаковым положена сюда ткань? Это не одежда, не пальто или плащ, сброшенные позирующим на фото для демонстрации своих милицейских формы и выправки. И расположена ткань не рядом с ним, а поодаль. Может быть, он и его товарищи решили устроить на природе, у «памятного места» пикник? Но рядом решительно нет никаких других предметов, которые бы свидетельствовали об организации пикника. К тому же этот лоскут слишком мал, чтобы служить скатертью для такой группы. Продуманно яркая, выделяющаяся на фоне травы ткань оставлена в полном отрыве от чего-либо еще как четкий специальный знак, деталь для фиксации на фотографии. Зритель не может не заметить, что этому знаку определено было точное место. Под лупой и даже без нее на фото можно ясно рассмотреть несколько камней, которыми ткань прижата, закреплена на нужном месте. Может быть, камни положены, чтобы ткань не унесло ветром, впрочем, погода тихая, трава, ветки деревьев, как видно на фотографии, довольно спокойны, гимнастерка Ермакова, ее не раздутые рукава тоже говорят о том, что ветра нет. Ткань, лежащая на траве, на самой ее поверхности, топорщащаяся на ней, придавлена, зафиксирована только что. Ее старательная фиксация на определенном месте — главное; это, вполне вероятно, мета для непременного попадания в памятный кадр. Кем же она сделана? Разумеется, Ермаковым, и конечно, только что, к моменту фотографирования. И он приложил старания, чтобы она была хорошо заметна, ярко выделялась на свежей траве.