Сергей Зотов - История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный

Рис. 29

На одной из миниатюр изображен орел, на месте головы которого растет геральдическая лилия (30). Справа от него стоит осел, а вокруг ползают жабы. «Философский осел, который не хотел идти навстречу к практике философского камня» олицетворяет самого адепта алхимического искусства. Тут не обошлось без отсылки на мистериальный роман II в. «Золотой осел» римского писателя Апулея, в котором рассказывается о том, как юноша, подглядывающий за ведьмой, использует ее колдовскую мазь и превращается в осла. По завету Исиды он съедает розы и вновь обращается человеком, а затем посвящает богине остаток жизни, становясь жрецом. Алхимики рассматривали этот сюжет как аллегорию путешествия алхимика на пути к совершенству красного эликсира. Два крыла орла обозначают два алхимических первопринципа, а геральдическая лилия вместо его головы, вероятно, указывает на симпатию автора-неаполитанца к французам (в то время Неаполь находился под властью испанской короны); об этом же свидетельствует герб возможного покровителя автора, французского политика и собирателя книг Шарля Бульто (1627–1710), изображенный в конце трактата.

Рис. 30

На другом рисунке мы видим того же философского осла (в другой рукописи на его месте — волк), скачущего по «лестнице камня Гермеса» с двумя всадниками: существом с двумя птичьими головами и человеческим телом с косой в руках и обнаженным мужчиной (31). В сопроводительных надписях птицеголовый монстр именуется «головой ворона» (один из символов нигредо), а вся сцена целиком названа аллегорией начала черной стадии. Коса нужна всадникам-реагентам внутри колбы для «умерщвления» исходной материи, а лестница символизирует постепенное восхождение алхимика на пути к философскому камню.

Рис. 31

Следующее изображение (32) позаимствовано из итальянской рукописи «Алхимический альбом» (см. здесь). Женщина указывает на череп, символ особой окиси железа под названием колькотар — на латыни она называлась «мертвая голова». Это вещество было одним из компонентов, необходимых для производства философского камня, а потому в трактате его назвали «плодородным».

Рис. 32

Далее в книге возникает дракон, который убивает ворона, откусывая тому голову. Так заканчивается философское делание. Появление философского камня возвещает обнаженная женщина, олицетворяющая природу (33): она демонстрирует «сырой меркурий», получившийся в результате слияния противоположностей, обозначенных символами Солнца и Луны. Вульву женщины, неоднократно показанную на других миниатюрах, художник решает прикрыть небольшой полоской бумаги с написанным на ней названием книги. Она кажется приклеенной к листу, но это искусная иллюзия: на самом деле полоска нарисована в технике обманки, тромплёй . Так трактат, один из первых образов которого провозвестил агрессивную мужскую сексуальность, подавляет сексуальность женскую — пытаясь уберечь алхимиков, преимущественно мужчин, от непристойных мыслей во время чтения.

Рис. 3

В конце трактата двое юношей вытаскивают короля, символизирующего магистерий, из атанора. Шесть обнаженных людей — аллегории неблагородных металлов — стоят вокруг седьмого, купающего в источнике, и ждут своей очереди. Во время купания в водах чудодейственного эликсира у центральной фигуры появляется корона — так металл становится золотом.

Рис. 34

В XVII в. набирающая популярность спагирия (медицинская алхимия) все сильнее начинает связываться с астрологией. Об этом свидетельствует обложка страсбурского сборника рецептов и трактатов, принадлежащего немецкому пастору, алхимику-парацельсиацу и издателю Бенедикту Фигулусу (1567–1619). На ней изображен зодиакальный человек: фигура, поверх частей тела которой нарисованы символы знаков зодиака (34). Согласно медицинской астрологии, определенные созвездия влияли на конкретные части тела. Зодиакальный человек имеет голову Овна, на его шее начертан Телец, руки нарисованы в виде знака Близнецов, на груди — Рак и Лев, Дева и Весы изображены на животе, а Скорпион, ответственный за половое здоровье, как бы обвивается вокруг гениталий. Стрелы на бедрах отмечают знак Стрельца, головы Козерога словно часть брони надеты на колени, а вместо ступней у астрологической фигуры — пара Рыб. Вокруг зодиакального человека, вероятно, были символы четырех стихий — ныне наполовину утраченные.

Рис. 35

В этом трактате, представляющем из себя компиляцию медико-алхимических текстов, встречаются и типично златодельческие аллегории — звери в стеклянных колбах или настоящие алхимические монстры. Один из них (35) — это трехглавый петух, похожий на чудищ из «Сияющего Солнца». Пиктограмма над черной головой обозначает соединение элементов во время стадии нигредо (четыре треугольника, символизирующие стихии, соединяются в одну шестиконечную звезду), белая голова — символ серебрения металлов во время альбедо, а коронованная красная отмечает рубедо и получаемое алхимиком золото. Трехликий петух также отсылает к трем парацельсовским первопринципам.

Рис. 36

Одним из самых известных трактатов XVII в. становится «Книга иероглифических фигур» или «Книга Авраама Еврея», приписываемая французскому книжнику Николя Фламелю (1330–1413). На самом деле Фламель никогда ее не писал и даже не был алхимиком. Однако, согласно старинным преданиям, он владел секретом философского камня — так люди пытались объяснить его невероятное богатство, нажитое на манипуляциях с недвижимостью. «Книга иероглифических фигур», написанная на французском, предположительно — перевод с латыни, содержит тринадцать аллегорических иллюстраций. Большинство из них соединяют воедино христианские, мифологические и алхимические метафоры. На первом изображении две змеи, обвивающие кадуцей, жезл Асклепия и Гермеса, отсылают к двум алхимическим первопринципам, а его верхушка формой напоминает колбу (36). На следующем виден пригвожденный к кресту медный змей Моисея, означающий фиксацию летучих веществ (37). Этот образ был заимствован из христианской символики. В ветхозаветной Книге Чисел (21: 6–9) рассказывается о том, как Моисей спас свой народ от дождя из ядовитых змей, поместив на шест медного змия. В церковной традиции, которая толковала Ветхий Завет как провозвестие Нового, этот спасительный знак был интерпретирован как прообраз Распятия. Потому в средневековой иконографии изображения медного змия и Христа на кресте часто идут бок о бок или вовсе совмещаются в одной сцене. Так же и алхимики, изображая медного змея, имели в виду не только определенные химические процессы, но и аллегорию Страстей Христовых, соотносящуюся со «страстями металлов».