Хорст Шайберт - Танки между Доном и Северским Донцом [Воспоминания командира танковой роты о зимних сражениях под Сталинградом. 1942–1943] [litres]

Все больше и больше танков делали последний разворот назад, чтобы отразить угрожающий им перевес сил с тыла. Скученность боевых машин противника и наших вела к яростным ближним боям, которые германская сторона проводила организованно, тогда как русские предпринимали только беспорядочные оборонительные действия. Не стихали вспышки выстрелов из орудийных стволов и глухие удары снарядов о броню. На восточном выезде из Марьевки танковое сражение уже было в полном разгаре. Все новые и новые столбы огня и дыма от горящих танков поднимались к небесам. В их неверном свете становилась видна мощная завеса дыма и копоти, повисшая над вытянувшейся в длину деревней. Шум боя становился все отчетливее по мере приближения к местности между Марьевкой и Романовом. Германские танки стремились на восток, русские – на запад. Сквозь горящие ряды деревенских домов и группы крестьянских дворов вдоль улиц, а также сквозь луга и болота по обоим флангам боевые машины сближались друг с другом, сражающиеся прорывались друг к другу сквозь эти препятствия. Напрасно стремились русские прорваться сквозь них. Наступающие с обеих сторон танки перемешивались между собой и образовывали нечто вроде «Mêlée» [42] Схватка, рукопашный бой, столкновение ( фр. ). исторических рыцарских сражений. Танки пытались таранить своих соперников. При этом русские использовали надежность своих Т-34, а немцы – маневренность своих Pz IV (с длинноствольным орудием). Обе стороны понесли потери. Но перелома в сражении можно было достичь только решительным огневым ударом или с помощью соседей. В обоих случаях сражающиеся германские танки имели бы преимущество. Еще долгое время продолжалось сражение – коса нашла на камень. К полуночи, однако, стало ясно, что вырвать пальму победы у германских войск не удастся. Этого не могла изменить даже отвага русских, с которой они сражались, не страшась смерти. Снова и снова пытались они с безоглядным мужеством пробить брешь в обороне германских частей. Вряд ли они помышляли о том, чтобы найти уязвимое место в их обороне, где германские танки стояли бы к ним бортами, чтобы поразить их бронебойными снарядами. Один за другим они вспыхивали столбами огня, которые возносились в ночное небо. В первые часы нового наступившего года грохот сражения стал стихать – точный знак того, что спинной хребет противника сломлен. Время от времени перестрелка еще вспыхивала, но в конце концов угасла совсем. Отважный противник был разбит. Лишь только около 5 часов утра он еще раз проявил свой воинственный дух. Это был его последний танк, который только что выпустил свой последний снаряд и был поражен германским бронебойным снарядом. Вплоть до рассвета полыхал этот последний русский танк. Языки огня, вырывавшиеся из него, погасли лишь при первых лучах восходящего солнца. Смертная тишина опустилась на изрытое гусеницами и затянутое дымом поле боя, напоминавшее «танковое кладбище».

Самое кровопролитное из ночных танковых сражений было завершено. Оно стало своеобразными «танковыми Каннами» для русских, которые потеряли здесь все 90 из имевшихся у них 90 боевых машин. Германские силы оплатили эту победу 23 своими танками. Победа, которая решила не только сражение на Быстрой, но и стала решающей для других, находившихся в трудном положении армейских частей, спасла их от грозящего им окружения».

Расхождения с другими донесениями вполне объясняются тем, что их автор значительно меньше внимания уделял точности описания, чем изображению ночного танкового сражения.

Донесение командира 6-й роты, бывшего участником событий только в начале сражения, показывает нам некоторые интересные эпизоды начала битвы:

«Во второй половине дня 31.12 я передал немногие еще сохранившиеся боеспособные танки моей роты командиру 7-й роты капитану Герике, поскольку было нецелесообразно эти немногие боевые машины – у него самого осталось только 4 – держать разделенными на две роты. Я же получил приказ сформировать новую боевую роту из подошедших новых и отремонтированных танков, в которую следовало включить также находившуюся далеко в тылу ремонтную роту наряду с моими службами боевого снабжения. Весь 2-й батальон вместе с немногими боеспособными танками, штабом и службами снабжения четырех боевых рот располагался в Новомарьевке. Там ремонтные группы, усиленные экипажами подбитых танков, неустанно трудились над приведением в боепри-годное состояние еще и остальных, находящихся дальше в поле, менее сильно пострадавших танков. Село протянулось почти на 2 километра. Как типичное село с одной главной деревенской улицей, оно вытянулось точно в направлении с востока на запад. К югу от него простиралась плоская равнина. На севере, недалеко от последних домов, растущие вдоль русла реки кустарники скрывали покрытую тонким слоем льда реку Быструю. Противоположный берег реки несколько вздымался вверх и закрывал вид далее на север.

Я расположился со своей ротой, состоящей из остатков служб снабжения и личного состава роты, у западной окраины деревни, несколько южнее большой широкой улицы. После ужина я отправился к центру села и нашел там, наряду с моим командиром батальона майором доктором Беке, также его адъютанта обер-лейтенанта Гукеля, батальонного врача доктора Репнова и моего опытнейшего командира взвода лейтенанта Бонке (погибшего летом 1943 года в ходе операции «Цитадель»), который через несколько дней заменил вышедшего из строя вследствие ранения обер-лейтенанта Герберта, офицера для особых поручений.

Темами наших разговоров были последние события на фронте, конец года и обычный полковой треп. Несколько стаканов водки, принятых всеми, за исключением командира, который почти не пил, подчеркнули значимость этого дня. Попозже к вечеру появился еще капитан Шмеле со своей группой снабжения и доставил все необходимые припасы. Когда через некоторое время он снова появился с докладом об исполнении, то получил свой стакан и хотел уже распрощаться с нами, но командир приказал ему остаться на ночь и встать в боевое охранение слабо защищенного села. На следующий день он мог возвращаться обратно. Тогда, в условиях весьма слабой активности авиации обеих сторон, в подобном не было никаких трудностей. Капитан Герике, который тем временем также появился и получил свою дозу, пошел вместе со мной к нашим ротам; во-первых, чтобы встретить Новый год вместе с нашими солдатами, но также и затем, чтобы проследить, чтобы его встреча не переросла в сильную пьянку, и, не в последнюю очередь, чтобы просмотреть доставленную с отрядом Шмеле почту. Все пожелали друг другу счастливого Нового года, я также предупредил моего старшего фельдфебеля Дорна, поручив ему следить за тем, чтобы никто больше не вздумал приветствовать наступление Нового года беспорядочной стрельбой, контролировать необходимый уровень несения службы; приказал своим часовым в случае каких-либо неожиданностей немедленно будить меня, а сам отправился в свою хижину, покрытую соломой, тускло освещенную коптилкой.