Хорст Шайберт - Танки между Доном и Северским Донцом [Воспоминания командира танковой роты о зимних сражениях под Сталинградом. 1942–1943] [litres]

Около 01:30 мой часовой, которым был мой водитель Пауль Шатц из Крефельда, доложил мне, что на северной цепи холмов наблюдается ненормальной интенсивности стрельба. Я решил посмотреть лично, вышел и увидел справа нечто напоминающее праздничный фейерверк – осветительные ракеты и очереди трассирующих пуль чертили небо во всех направлениях. Решив, что в данном случае имеет место запоздалое празднование Нового года, я вернулся в свою убогую хижину и продолжил чтение почты. Но через некоторое время до меня донеслись звуки артиллерийской стрельбы, чего раньше по такому поводу слышать не приходилось. Я снова вышел наружу и почти сразу же услышал какие-то слегка булькающие выстрелы в северо-западном направлении, шипение снарядов, группами проносящихся над нашим селом, чтобы потом взорваться далеко на юге, в открытой степи. Я не мог объяснить себе этого. Обстрел со стороны неприятеля, в тот район, где ничего и никого нет? Он еще ни разу не открывал огонь по нашему селу. Представлялось весьма сомнительным, чтобы он мог вести огонь ночью, не видя каких-нибудь ориентиров. Вел ли он огонь в соответствии с каким-нибудь планом или же просто допустил ошибку в расчетах? Внезапно я увидел также вспышки снарядных разрывов южнее расположения нашего западного соседа, в селении Верхнеобливский, в котором также не было никаких достойных целей. Я опять улегся было в своей хижине и был, как мне показалось, очень быстро снова разбужен. На этот раз одним из моих парней, Рейнгольдом Фишером из Бохума (командуя танком, погиб в 1944 году) словами: «Стрельба спугивает зайцев». Посмотрев вдоль деревенской улицы, я увидел на востоке, примерно на удалении 2 километров, горящие дома, услышал четкие, резкие выстрелы противотанковых орудий или башенных орудий танков, увидел поднимающиеся в небо снопы искр как знак того, что снаряды ударяли в броню; причем все это перемежалось огненными очередями трассирующих пуль, выпущенных из пулеметов или 20-мм автоматических пушек. С уверенностью можно было сказать, что это ничуть не походило на встречу Нового года.

Я отправился в штаб, чтобы разведать там, что точно происходит, но застал там всех спящими. После моего доклада командир приказал мне связаться по телефону с соседним селением. Однако этого сделать мне не удалось, связь отсутствовала. Скорее всего, телефонные провода были повреждены гусеницами танков Т-34. По этой причине командир отправил на разведку «тревожную команду» штаба и ротных разведчиков.

Я вернулся в свою лачугу, приказал привести старшего фельдфебеля и приказал ему усилить прикрытие со стороны соседней деревни, прогреть все моторы боеспособных танков, и, в случае мощной атаки русских, не ожидая приказа, тотчас же всем транспортным средствам покинуть нашу деревню и, следуя по всем возможным проселочным дорогам, собраться примерно в 2 километрах южнее Романова и там ожидать дальнейших распоряжений. Сам же я затем вернулся в свою лачугу, чтобы проследить за возможным быстрым прорывом наших позиций.

Вдобавок ко всему, со стороны часовых раздался крик: «Иваны в селе!» Я выбежал из своей хижины, выход из которой был обращен не к деревенской улице, обежал ее кругом и едва успел отскочить от русского Т-34, несущегося вдоль деревенской улицы с такой скоростью, что его гусеницы порой били по прикрывающему их сверху броневому листу. По ходу своего неистового бега он вел орудийный огонь, бессмысленно пытаясь поразить какую-то цель. Два снаряда его орудия разметали горы мусора, третий попал в стоявший в одиночестве на этой деревенской улице германский танк Pz IV. Танк этот стоял без гусениц – он еще находился на ремонте – и без экипажа. Русский танк таранил его скользящим ударом, при этом он наклонился настолько, что на несколько секунд казалось – он сам опрокинется набок. Корпус с гусеницами вверху оказался бессильно лежащим на земле. Однако ему все же удалось каким-то образом снова встать на «ноги», слегка покачиваясь на своей торсионной подвеске, затем он развернулся на месте и с той же скоростью понесся обратно. Все это произошло так быстро, что в предутренней темноте слилось в одну жуткую картину того, как один динозавр напал на другого хищного ящера; причем все это сопровождалось глухим звуком ударов взрывающихся снарядов и лязгом стали по броне. Я не стал раздумывать над тем, пьяны ли командир русского танка или его водитель, но предпочел податься на КП, близ которого были слышны крики «Ура, ура!», перемежающиеся пулеметными очередями и глухими разрывами ручных гранат. Первые дома тут же объяло пламя, с подобными строениями это происходит очень быстро. Среди пламени носились фигуры, по очертаниям которых не всегда было ясно, русский ли это солдат или просто житель деревни; первых все же выдавали небольшие вещевые мешки за спиной.

Мои транспортные средства носились, как напуганные куры из села. Я радовался за каждое из них, когда его поглощала темнота степи. Прибывшие в гораздо большем количестве, чем могло отразить имевшееся германское сопротивление, вошедшие в село русские медленно пожирали сами себя. За первыми яростно ворвавшимися танками не наблюдалось никаких следующих. Вскоре танки один за другим колонной поползли на деревенской улице. Затем они стали с шумом и вспышками огня превращаться в огненные столбы. Особенно эффектно это выглядело, когда в танке взрывался бак с горючим, и боевая машина превращалась в черно-красный огненный шар.

Когда я почувствовал, что мой контингент целиком находится в безопасности – проверить это было просто невозможно, – то я с остатками своей роты и несколькими оставшимися без танков членами экипажей, стараясь избегать главной улицы деревни, двигаясь несколько южнее ее, пробрались к батальонному КП. Мы обнаружили его в центре села, собирающего вокруг себя людей, которые занимали круговую оборону. Я услышал несколько злой голос моего командира в башне его танка, без особого успеха пытавшегося пробраться к единственной оставшейся боеспособной 7-й роте. Когда я доложился ему, он приказал мне передать остатки моей роты лейтенанту Буххольцу (командиру мотоциклетного взвода), который, как и лейтенант Бонке, собирал «пехотные силы», а затем немедленно разыскать КП 7-й роты и позаботиться о том, чтобы они доложили о своих силах и предполагаемых действиях.

Я нашел командира, пребывающего в своем известном всем нам «гамбургском спокойствии», спокойно натягивающим сапоги, и прямо с порога закричал ему: «Послушайте, включите же рацию поскорее, иначе наш старик погибнет», после чего доложил ему о ситуации в деревне, поскольку из его расположения в восточной части села можно было слышать только шум боя и вспышки выстрелов. Вскоре после этого рота уже была готова к бою и командир прочно удерживал ее в руках вместе со всеми 10 боеготовыми танками. Возвращаясь назад, я получил от командира приказ направиться в Романов к командиру полка полковнику фон Хюнерсдорфу, обрисовать ему ситуацию, просить о подкреплении и привести его к месту боя.