Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Кто же эти амаксобии? Новое, неизвестное ранее образование в южнорусских степях? Ответ на эти вопросы дает Плиний. Он сообщает, что на левом берегу Нижнего Дуная, наряду с другими народами, живут «сарматы, или по-гречески савроматы, и из их числа амаксобии или, аорсы» (NH IV, 80). Это свидетельство тождества аорсов и амаксобиев взято из того отрывка работы Плиния, который М. И. Ростовцев считал восходящим к официальному источнику, современному Плинию, и поэтому заслуживает доверия. Таким образом, «амаксобии» Помпония Мелы, локализуемые им на западном участке приазовских степей, т. е. там же, где должны были находиться по всей логике событий аорсы Тацита в 49 г. н. э., просто являются вторым названием для тех же аорсов. Появление аорсов на этой территории могло произойти во второй половине I в. до н. э. — первой половине I в. н. э.

Несколько позднее, около середины — третьей четверти I в. н. э., аорсы-амаксобии отмечены у дельты Дуная (Plin. NH IV, 80), а к III в. н. э. — уже на Балканском полуострове севернее Дуная. Движение аорсов-амаксобиев на запад, равно как и другие перемещения в среде причерноморских народов в третьей четверти I в. н. э., было связано с вторжением сюда из закаспийских степей аланов. Однако есть основание полагать, что далеко не все сарматское население, входившее в состав группировки аорсов-амаксобиев, передвинулось в Подунавье. Аммиан Марцеллин сообщает, что аланы «мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности» (Amm. Marc. XXXI, 13). Так что в конце I–IV в. н. э. под обобщающим именем «аланы» могут скрываться, наряду с собственно аланами-массагетами, и различные сарматские племена, в том числе потомки аорсов-амаксобиев, оставшихся в Восточной Европе.

Сопоставление данных археологии и письменных свидетельств позволяет заключить следующее:

а) с ранними роксоланами следовало бы связывать археологические памятники, датируемые второй половиной II в. до н. э. и находящиеся в степном междуречье Днепра и Дона; особенно нужно было бы обратить внимание на область, непосредственно примыкающую с востока к Днепру и с севера к Сивашу и западной части Азовского моря. Однако могильников, соответствующих этим требованиям и образующих какое-либо археологическое единство, в нашем распоряжении пока нет. Возможно, с появлением роксоланов в Подонье и Поднепровье связано падающее на первую половину — середину II в. до н. э. прекращение жизни на двух крупнейших поселениях этой области — Каменском (Граков 1954: 54, 95; Мачинский 1971: 53) и Елизаветовском (Шелов 1970: 26–30) городищах. Может быть, ранние роксоланы имеют какую-то связь с памятниками типа Янчокракского, Старобельского и Таганрогского «кладов»;

б) нет никаких оснований связывать с роксоланами поволжские могильники I в. до н. э. — III в. н. э., на которых встречены диагональные погребения (Засецкая 1974). Учитывая постоянное движение кочевников на запад, еще можно было бы предполагать, что роксоланы находились на Волге где-то ранее второй половины II в. до н. э. Однако нет прямых свидетельств того, что при движении с востока на запад роксоланы переходили Волгу и тем более задерживались на ней. Ряд косвенных данных указывает скорее на их связь с массагетоаланским миром закаспийских степей;

в) погребения I в. до н. э. на нижневолжских могильниках, вероятнее всего, принадлежали верхним аорсам. Немногочисленные одновременные и аналогичные им памятники в степях западнее Поволжья и восточнее Нижнего Дона были оставлены аорсами. Ряд могильников, открытых в междуречье Дона и Днепра и ярче всего представленных некрополями на р. Молочной в северо-западном Приазовье, возникает здесь где-то в пределах I в. до н. э. и около рубежа н. э. (Щукин 1971б: 101). Эти могильники по совокупности признаков идентичны поволжским и некоторым подонским (Засецкая 1974) и, видимо, отражают зафиксированное письменными источниками дальнейшее продвижение аорсов на запад, в степи Северо-Западного Приазовья. Могильник у с. Усть-Каменка, по некоторым признакам также родственный очерченному выше кругу памятников, возникает на правом берегу Днепра уже в первой половине I в. н. э. (Щукин 1971б: 161) и, возможно, связан с миграцией части аорсов-амаксобиев еще далее на запад, по направлению к Дунаю;

г) на ряде могильников кочевого населения Поволжья, Приазовья и Причерноморья, функционировавших в I в. до н. э. — I в. н. э., захоронения продолжаются и во II–III вв. н. э. При этом создается впечатление, что каких-либо резких изменений и скачков в развитии культуры населения, оставившего эти могильники, в пределах указанного времени не происходит (Засецкая 1974). Вероятнее всего, могильники продолжали использоваться в основном прямыми потомками верхних аорсов, аорсов и аорсов-амаксобиев, жившими, однако, в иную эпоху, когда господствующей силой в степях Восточной Европы становятся новые кочевники — аланы, появляющиеся здесь между 50 и 65 г. н. э.

Древнейшая история славянства исследуется представителями разных наук, среди которых ведущее положение занимают история, археология и различные отрасли языкознания.

Достаточно определенные и систематические сообщения о местах обитания и направлении военной активности славян впервые появляются у историков, писавших около середины VI в. н. э. (Иордан, Прокопий), и отражают реальность второй четверти и середины этого столетия. Все сведения о славянах более ранней поры (середины IV — начала VI в.) отрывочны и с трудом поддаются привязке к определенной территории. Еще большей неопределенностью отличаются сообщения Плиния, Тацита и Птолемея о восточно-европейских венетах-венедах I–II вв. н. э., в которых многие исследователи склонны видеть древнейших славян.

В известной мере аналогичную картину дает и археология. К настоящему моменту уже достаточно хорошо выявлена довольно монолитная славянская археологическая культура, представленная памятниками пражского типа и типа Корчак и занимающая в VI–VII вв. н. э. обширные пространства в Центральной и Восточной Европе. В то же время археологи до сих пор не могут прийти к сколько-нибудь согласованному мнению о культуре славян в более раннее время. Все имеющиеся до 1973 г. утверждения о принадлежности славянам той или иной археологической культуры, существовавшей ранее VI в. н. э., по своей аргументированности находятся на уровне предположений, рабочих гипотез — не более того.

Большинство языковедов-славистов склонно признавать существование по меньшей мере с конца I тыс. до н. э. (а возможно, и со значительно более раннего времени) и вплоть до VII–IX вв. н. э. единого общеславянского языка. Однако, решая чисто языковедческими методами вопрос о так называемой прародине славян, представители различных областей языкознания в качестве бесспорного положения не могут предложить ничего более определенного, чем утверждение, что около рубежа н. э. и ранее славяне существовали где-то в пределах гигантской территории к северу от Карпат до Одера на западе и до Десны на востоке. Пожалуй, к области достаточно убедительно аргументированных фактов можно отнести утверждения ряда лингвистов об отсутствии в общеславянском языке специальной терминологии для обозначения степного, горного и морского ландшафтов. Все попытки лингвистов как-то конкретизировать очерченные выше общие положения не приводят пока к сколько-нибудь однозначному решению.