Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Вот как оценил два цитировавшихся выше стихотворения Пушкина 1831 года самый значительный русский мыслитель той поры П. Я. Чаадаев: «Вот, наконец, вы – национальный поэт, <���…>. Стихотворение к врагам России в особенности изумительно; <���…>. В нем больше мыслей, чем их было высказано и осуществлено за последние сто лет в этой стране». Правда, другой друг Пушкина, поэт П. А. Вяземский, определил эти стихи как «географические фанфаронады» и заметил, что «народные витии (парламентарии Франции, поддерживавшие восстание поляков. – Д. М .) могли бы отвечать ему коротко и ясно: мы ненавидим или, лучше сказать, презираем вас, потому что в России поэту, как вы, не стыдно писать и печатать стихи, подобные вашим». В данном случае голос Вяземского изнутри России выражает точку зрения просвещенной Европы. Думается, что значимость поэтических имперско-географических откровений Пушкина (да и Тютчева) выявляется при сопоставлении этих двух оценок.

Напряженное осознавание своей государственно-национальной самости и особости отчетливо проявлялось в XIX в. у мыслящей России, в том числе и при определении географически неявной и политически неустойчивой границы с Европой на пространстве между Балтикой и Карпатами. Здесь, в районе среднего течения Западного Буга, проходила западная граница Руси в X–XIII вв., Великого княжества Литовского в XIV–XVI вв. (до унии с Речью Посполитой в 1569 г.), России в 1795–1814 гг., СССР в 1939–1991 гг., и, наконец, с 1991 г. здесь проходит граница Украины, а все пространство между Балтикой и Карпатами представляет собой, каза-лось бы, вполне реальный, но так и нереализованный вход в собственно Европу, в европейскую цивилизацию, – широкие континентальные «ворота» вместо узкого «окна» с видом на Финский залив. Здесь, около растительно-климатической границы от среднего Немана через Западный Буг на средний Днестр, совершались такие значительные, символические и имеющие длительные последствия события, как Брестская уния 1596 г., Тильзитский мир 1807 г., Брестский мир 1918 г., совместный советско-германский военный парад в Бресте в сентябре 1939 г. после разгрома Польши, Соглашение в Беловежской пуще 1991 г.

Лежащая к западу от этой границы исконная территория Польши очень рано, с момента возникновения самодержавия стала для России неким «европейским соблазном»: обладание Польшей или хотя бы причастность к ее судьбе была знаком действительного вхождения в Европу. Уже Иоанн Грозный в 1573 г. всерьез стремился стать королем Польши (избиравшимся с 1569 г. сеймом) и при этом ставил условием объединение ее с Россией не только во временных пределах своего царствования, но и на более длительное время. Да и позднее, в 1577 г., при переговорах со Стефаном Баторием Иоанн IV претендовал на польскую корону как (якобы) потомок Пруса, брата римского императора Октавиана Августа. В 1605 г. московское боярство совершило убийство законного царя Федора Борисовича, дабы возвести на престол Лжедмитрия I, ставленника польской аристократии. В 1610 г. то же боярство избрало на царский престол польского королевича Владислава, что означало нечто вроде унии с Польшей; при этом рьяными сторонниками этого избрания были Романовы, в том числе и митрополит, а позднее патриарх и «великий государь» Филарет, отец Михаила Романова, реально правивший Россией вместо сына в 1619–1633 гг.

В 1772–1773 гг. Россия, Пруссия и Австрия производят первый раздел Польши, а в 1793 г. происходит второй – между Россией и Пруссией. В Варшаве размещается русский оккупационный корпус, который в начале 1794 г. возглавляет русский посол в Польше генерал Игельстром. В Польше развертывается освободительное движение, руководимое Тадеушем Костюшко. Восстание вспыхивает и в Варшаве, русские войска несут большие потери, а Игельстром с оставшимися в живых уходит из Варшавы. 24 октября 1794 г. русские войска, возглавляемые А. В. Суворовым, начали штурм Праги – предместья Варшавы. После ожесто-ченного боя Прага была взята, и Варшава капитулировала. 29 октября русские войска вступили в Варшаву. Екатерина II, нарушив обычно строго соблюдавшуюся ею очередность производства в следующий чин, произвела Суворова в фельдмаршалы, отметив этим уникальное событие: взятие русскими в результате военных действий первой европейской столицы (кратковременное занятие русским отрядом Берлина в 1760 г. – не в счет). «Вы, завоевав Польшу, сами сделали себя фельдмаршалом», – писала Екатерина Суворову.

В 1795 г. произошел третий раздел Польши, и Варшава с лежащими севернее и западнее ее землями была отдана Пруссии, а польские земли к востоку и югу от Варшавы отошли к Австрии. С этого момента Польша утратила свою самостоятельную государственность до 1918 г. и обрела ее только тогда, когда (как и предсказывал Мицкевич) потерпели крах государственные машины трех поделивших ее империй – Германии, Австро-Венгрии и России.

А западная граница России после раздела 1795 г. пролегла точно по древнему природному и этническому рубежу – по среднему Неману, среднему и верхнему Западному Бугу и среднему Днестру. К России отошли земли, населенные преимущественно малороссами, белорусами и литовцами. Екатерина II, несмотря на все военное и политическое могущество России, мудро остановила экспансию империи «на пороге Европы» (Пушкин), не переступая его. Эту природно-речную границу нарушил в 1812 г. Наполеон, что и привело к краху его империи. Мистическое значение гибельного перехода армии Наполеона через Неман, нарушившего «целость русского порога» выявил в 1853 г. Ф.И. Тютчев в стихотворении «Неман».

При внуке Екатерины II Александре I Россия впервые на длительный срок сама нарушила этот древний рубеж, перейдя через «порог» с востока на запад и включив в свои границы в 1815 г. (после разгрома Наполеона и преодоления протестов европейских держав) Варшаву и Центральную Польшу, получившую особый статус в составе Российской империи. Но ни дарованная «Царству Польскому» конституция, ни другие права, предоставленные полякам, не могли уравновесить утрату Польшей своей древней государственности, и Россия, получившая свой «удел» в собственно Европе, дорого заплатила за это, в частности тем, что после подавления польских восстаний 1831 и 1863 гг. и насильственной русификации Польши она утратила в глазах европейского, да и части собственного общества возможность считаться органичной частью европейской цивилизации. Благороднейшие мыслители России – философ и поэт В. С. Соловьев и историк и философ Г. П. Федотов – считали великим грехом все, что Россия сотворила с Польшей с конца XVIII в. «Обе антипольские оды (Пушкина. – Д. М .) являются ярким воплощением политического аморализма», – писал Г. П. Федотов. В 1888 г., в год девятисотлетия принятия христианства Русью, В. С. Соловьев заметил, что прежде чем получить право праздновать эту дату и «принести жертву к алтарю», русскому народу надо «примириться с братом», имеющим «тяжелые обвинения против него», т. е. с польским народом. Философ напоминал «о гнусной системе русификации», оскверняющей «самую душу польского народа», о «тираническом разрушении греко-униатской церкви», представляющем «национальный грех <���…>, лежащий на совести России».