Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Таким образом, анализ древнейшего севернорусского варианта «сказания о призвании», сохраненного в НПЛм, показывает ошибочность утверждения В. В. Седова, который полагает, что «из летописной легенды о призвании варягов вытекает, что в кривичской земле стоял Изборск, а в Архангелогородском летописце имеется непосредственное известие об Изборске как кривичском городе» (Седов 1974: 36). В. В. Седов прав лишь в том, что из анализа более позднего южнорусского варианта «сказания о призвании», изложенного в ПВЛ, «вытекает» (по порядку перечисления), что Изборск принадлежал кривичам; но из этого же варианта «вытекает» тогда, что Новгород принадлежал чуди. Именно такой абсурдный вывод и сделали авторы Архангелогородского летописца (АЛ), в руках у которых были некие варианты текстов ПВЛ и НПЛм. Почему-то В. В. Седов не обращает внимания на то, что в привлекаемом им тексте АЛ не только Изборск отнесен к кривичам, но и новгородцы названы чудью: «Во времена же Кия и Щока и Хорива новгородстии людие и с ними словени, и кривичи, и меряны; словени свою власть имуще, а кривичи свою, а меряны свою, и каждо своим родом живяще, а чюдь новгородцы свою власть имуще» (ПСРЛ 1982 т. 37: 56). Но если доверять АЛ в отношении принадлежности Изборска кривичам, то придется доверять АЛ и в том, что новгородцы были не словенами, а чудью, а также другим утверждениям АЛ, являющимся плодом соображений позднего летописца.

Иногда в доказательство кривичской принадлежности Изборска привлекают сообщение ЛПС о том, что кривичи создали три города. Учитывая, что Смоленск и Полоцк названы в ПВЛ кривичскими, почему-то заключают (опираясь на текст АЛ), что третьим городом кривичей должен быть Изборск. Но ЛПС в той же фразе утверждает, что кривичи живут в верховьях Волги, Двины и Днепра, следовательно, только здесь и следует искать третий город кривичей. Это мог быть Витебск или Торопец, около которого известно «Кривитеско городище».

В принципе вполне вероятно проникновение групп кривичей в район Изборска и Пскова в IX–X вв.; я лишь утверждаю, что изначально Изборск возник в области этногруппы, именуемой в НПЛм «мере» и соответствующей мереве/норове (рис. 3.1).

Остановимся теперь на самой несомненной первой связке «словене – Новгород – Рюрик».

Зона «археологической трудноуловимости» для I–IV вв. простирается от бассейна Великой и Чудского озера до Ладоги, Белоозера и угличской Волги. Финское, «чудское», население было, видимо, немногочисленным, бродячие охотники-саамы оставили маловыразительные следы. На юге в эту зону проникали носители днепро-двинской и тушемлинской культур, видимо, балты и праславяне. В V–VIII вв. пустующая зона частично заполняется яркими памятниками культуры длинных псковско-боровичских курганов – норовы, финноязычных рыболовов-охотников и земледельцев-подсечников с вероятными вкраплениями балтославян, носителей тушемлинской культуры. В VIII в. с юга от культуры длинных псковско-боровичских курганов возникают памятники культуры смоленских длинных курганов – кривичей, а на нижнем Волхове возникает протогород Ладога и первые сопки, оставленные полиэтничной «русью», в составе которой изначально присутствуют группы выходцев с запада и продвигающихся с юга кривичей.

Однако территория Приильменья остается археологически незаполненной до середины IX в. Из анализа письменных источников явствует, что в VIII в. словене заселяют Южное и Западное Приильменье. По северо-восточной окраине словенской области с конца VIII в. проходит важный торгово-даннический путь по Волхову, ведущий далее на восток (на Мсту) и на юг (на Ловать). Именно здесь, между Веряжей и устьем Мсты, словене соприкасались с «русью», заинтересованной в функционировании этих путей, именно здесь в некоем «городке» и «сел» в 860-е годы на договорных началах Рюрик.

В области словен для периода VIII–X вв. известен пока один вид погребальных памятников – грандиозные сопки высотой от 3 до 10 м. Работы В. Я. Конецкого и Е. Н. Носова убедили, что в сопках могли совершать захоронения и словене. Однако ранние сопки VIII в. известны пока только в окрестностях Ладоги. В других местах сопки ранее середины IX в. не раскопаны. Итак, погребения словен VIII – середины IX в. пока неизвестны.

По летописной традиции, известной в Новгороде, а возможно, здесь и возникшей, словене пришли на Ильмень из Карпато-Дунайской области. Этой легенде в Новгороде не противопоставляли никакой другой версии. Трудно допустить, чтобы переселенцы с юга сразу стали хоронить умерших в грандиозных сопках, чуждых славянской погребальной обрядности других территорий. Погребения словен VIII – середины IX в. надо попытаться обнаружить.

А пока с территорией словен ильменских наиболее убедительно коррелируется тот уникальный по насыщенности сгусток древнеславянских топонимов с окончанием – гост/-гощ , который выявил к западу и югу от Ильменя А. М. Микляев (Микляев 1984). Этот сгусток поразительно точно заполняет Приильменье, свободное от памятников культуры длинных псковско-боровичских курганов, лишь в верховьях Луги слегка наслаиваясь на зону этой культуры. Ядро сгустка составляют 6 топонимов, зафиксированных западнее Ильменя, в ныне слабо заселенном районе, с почвами, засоленными и перекрытыми торфяниками. Отметим, что в этом микрорайоне, а также в Южном Приильменье между устьями Шелони и Ловати (3 топонима) полностью отсутствуют сопки. Продуктивной представляется гипотеза А. М. Микляева, что малопригодные сейчас земли в древности были базовыми землями словен, заброшенными позднее, когда изменения климата и водного баланса вызвали заболочение и засоленение почв. Какие-то природные изменения фиксируются в пределах середины X–XI в., когда низменные части Рюрикова городища оказались затопленными водой. Антропонимы на – гост , от которых образованы соответствующие топонимы, были распространены у восточных словен в XI в. и ранее. Одиночные топонимы, примыкающие к ильменскому сгустку, разбросаны западнее его, до Псковского озера, где с XIV в. известен топоним «Мыслегостицы», двукорневая основа которого представляет «перевертыш» имени Гостомысла, однажды зафиксированного у восточных славян в связи с событиями середины IX в. (рис. 1).

Существенно, что топонимы на – гост/гощ полностью отсутствуют в бассейне Великой, на столь богатом сопками Волхове, а также (что особенно важно) в пространстве, ограниченном Веряжей, Простью, Волховом и устьем Мсты, на том «острове русов», где словене встречались с приходившей от Ладоги полиэтничной «русью», а частично и сами включались в ее состав (Мачинский 1984а: 15–25; 1984б; 1985а).

Особое значение Ладоги состоит в том, что именно здесь в VIII в. зарождается ядро нового этносоциума, носящего имя «русь». Происхождение этого имени связано с неким скандинавским словом или группой слов, которые при взаимодействии скандинавов с финнами приобрели специфическое звучание и поле значений, отразившиеся в финских именованиях шведов (Roots, Ruotsi), в названии приморской провинции в Швеции (Ruđen, Roslagen) и города в Приильменье (Руса). Прямое сообщение Ладоги с Балтикой и тесная связь с нею русско-скандинавских князей Рюрика и Олега заставляют историков видеть в Ладоге первую столицу восточноевропейской «руси». Археологические исследования последних десятилетий (работы Г. Ф. Корзухиной, О. И. Давидан, А. Н. Кирпичникова, Е. А. Рябинина, В. П. Петренко, Г. С. Лебедева, В. А. Назаренко, Е. Н. Носова, З. А. Бессарабовой и других) позволяют нарисовать следующую гипотетическую картину.