Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

В 750–760-е гг. в районе Ладоги, заселенном ранее чудью и лопью, оседают выходцы из Скандинавии (и из Фрисландии?), среди которых (судя по находкам) имеются мужчины, женщины и дети; религия пришельцев – скандинавское язычество (головка Одина с воронами, найденная и исследованная Е. А. Рябининым) (Давидан 1976; Рябинин 1980). Тогда же здесь появляются кривичи (женские височные кольца). Не исключено, что большие дома нижних ярусов отражают скандинавскую строительную традицию, а малые квадратные с печью в углу – славяно-балтскую.

Одновременно возникают «классические» сопки (тип III по Петренко) – грандиозные многоярусные сооружения с каменным обрамлением в основании. Древнейшая из них (140 по Бранденбургу, 14-II по Петренко) содержит в первом ярусе треугольные каменные кладки, известные в погребальных памятниках Скандинавии, и сожжение с конем и медвежьей лапой, имеющее аналогии в балтских и кривичских курганах. В целом сопки типа III не имеют прямых аналогий нигде, кроме Северо-Западной Руси, и представляют местную погребально-культовую традицию, сложившуюся, видимо, в Ладоге – экономически процветающем полиэтничном протогороде. Взаимодействие различных этносоциальных групп отражается в появлении сопок типа I–II (по Петренко), насыпанных в один прием и почти лишенных каменных сооружений.

Возникновение торгово-ремесленно-земледельческого поселения на Волхове происходит еще до начала «эпохи викингов», в период длительного мира между Хазарией и Халифатом (738–762 гг.), обеспечившего активизацию восточноевропейской торговли. Ладога/Альдейгья возникает в стратегически перспективной точке на стыке финского, славо-балтского и скандинавского культурных кругов, концентрируя и генерируя многие социально-экономические и этнокультурные процессы в Северной и Восточной Европе.

Начало «эпохи викингов» фиксируется ладожским кладом 786 г., а затем целым «залпом» кладов арабских монет (804–810 гг.), зарытых от Финского залива до Ильменя. Материал кладов, сопок и поселений позволяет обрисовать основные направления ладожской торговли, сложившиеся к началу IX в. В сопке 14-II обнаружены бляшки из Прикамья, что говорит о связи с богатыми пушниной (особенно лучшими соболями) южнотаежными районами. Славянское слово «соболь» является древнейшим заимствованием (около VIII в.) в языках Европы. О проникновении полиэтничных русов в Поволжье и к устью Камы говорят скандинавские руны на монетах из Угодичей (814 г.) и Элмеда (821 г.). Текст Ибн Хордадбеха о торговле русов говорит о значении пути в Халифат по Дону. Греческая и тюркские (салтовские) надписи на арабских монетах Пе-тергофского клада, салтовские стеклянные лунницы из нижних ярусов Ладоги подтверждают значение Донского пути, ведущего и на Каспий, и в Средиземноморье. Западные связи Ладоги, по археологическим данным, простираются в VIII в. до Фрисландии и нижнего Рейна.

Серия кладов 804–810 гг., зарытых около 810-х гг., обозначает некую вспышку военных действий в Поволховье, являющуюся важным рубежом в сложении русского протогосударства. Последующий период отмечен существованием в Северной Руси этносоциума «рос», возглавляемого «каганом», который в 830-е гг. посылает группу шведов послами в Византийскую и Франкскую империи. Около 840 г. появляется сообщение Хорезми о Днепре, текущем с «горы Рус». К 830–850-м гг. относится сообщение Ибн Хордадбеха о русах, которые живут в отдаленнейших частях Славии и сами являются «видом славян». В Ладоге в верхнем ярусе Е3 (810–830-е гг.) доминируют малые квадратные (кривичско-словенские?) дома и заметно присутствие кривичского населения (женские украшения) (Кузьмин, Мачинская 1985: 9).

В 810–830-е гг. уже безусловно существует русское протогосударство в Поволховье, контролирующее торгово-даннические пути в Верхнем Поволжье (а возможно, и пути по Ловати на верховья Двины и Днепра) и экономически ориентированное на торговлю с Халифатом через земли Хазарии. Термин «русь», первоначально обозначавший пришельцев с Запада, начинает обозначать торгово-военные слои складывающегося нового восточноевропейского этносоциума, в состав которого входят как группы кривичи и словены ильменские. Возможно, именно в это время в среде «руси» получает распространение славяно-балтский культ Перуна и Велеса.

Если на Северо-Западе «спокойный» период продолжается до 840-х гг., то в Поволжье он прерывается серией кладов, не изъятых из земли в 820–830-е гг., что можно связать с продвижением угров на запад от Волги. В конце 830-х гг. русский каган ищет контакта с христианскими империями, а русские купцы в Халифате около середины IX в. выдают себя за христиан. В 840–850-е гг. развитие русского протогосударства прерывается активизацией норманнских набегов, отразившихся в сообщении НПЛм и ПВЛ под 859 г. о насилиях «варягов из-за моря».

Пожар на стыке горизонтов Е3 и Е2 (около 840 г.) в Ладоге, зарытие клада 847 г., возрастание количества больших домов и скандинавских вещей в слое Е2, начало застройки «Варяжской улицы» (840-е г.), норманнские захоронения в урочище «Плакун» – все говорит о вторжении новых групп скандинавов в район Ладоги: одновременно в Е2 впервые появляются мужские украшения кривичей (Давидан 1974: 9, 20–21). Возможно, и эти пришельцы, проникая на юг и восток, получали имя «русь» или «рос» (как обозначали «русь» византийцы, ассоциируя ее с библейским «народом севера» по имени «рос/рош»). В 860 г. некие «росы» (северные или уже осевшие в Киеве?) предпринимают набег на Константинополь, окончившийся неудачей. Около 862 г. происходит восстание словен, кривичей, чуди-меревы против «варягов из-за моря» и изгнание последних, после чего происходит строительство племенных «градов» и столкновение между разными этногруппами распавшегося протогосударства: тотальный пожар в Ладоге около 860 г. (стык горизонтов Е2 и Е1) соответствует этим событиям (Кирпичников и др. 1980).

В этих-то условиях и приглашается на договорных началах Рюрик со своими родичами и дружиной. Это «приглашение» представляется вполне продуманным шагом, особенно если вслед за Б. А. Рыбаковым признать высокую вероятность тождества русского Рюрика с Рориком Ютландским (Рыбаков 1982: 298–299; Крузе 1836; Ловмянский 1963).

Датские конунги, предки и старшие родичи Рорика в конце VIII – начале IX в. участвуют в событиях, происходящих на всем торговом пути от Фрисландии до Гардарики (Руси). Сам Рорик Ютландский с братом (?) Гаральдом владеет Дорештадом на Рейне с конца 830-х гг. на правах вассала императора, так что послы «кагана росов» при возвращении на родину в 839 г. могли проезжать через его владения. В 857–861 гг. Рорик владеет также частью Южной Ютландии, по соседству с землями славян-ободритов, где находился торговый город Рерик. В 861–862 гг. он принимает христианство, а в 864 г., после некоей катастрофы, навсегда уничтожившей Дорештад, он до 869 г. исчезает с берегов Северного моря, чтобы появиться в 870–873 гг., стать вассалом Карла Лысого и Людовика Немецкого и исчезнуть вновь; в 882 г. его уже нет в живых, а его владения отдают его родичам. В деятельности его существуют два периода, когда он мог участвовать в политических акциях на востоке (864–869 гг. и после 874 г.). Если допустить тождество Рорика и Рюрика, то становится понятным, о каком «кагане норманнов» писал в 871 г. Людовик Немецкий: ведь Рюрик, возглавляя этносоциум «русь», принимал традиционный для его главы титул «каган». В пересказанной В. Н. Татищевым ИО среди погодных записей об Олеге, Игоре и Ольге, достоверность которых подтверждается их близостью к аналогичным свидетельствам РАСК, имеется сообщение, что жена Рюрика Ефанда и ее брат Олег были детьми «урманского князя». «Урмане» ПВЛ соответствуют норманнам западных хроник, под которыми в первую очередь понимались жители Ютландии и Южной Норвегии. Ни ИО, ни Татищев еще ничего не знали о Рорике Ютландском, но приведенные сведения говорят о тесных связях русского Рюрика с Западной Скандинавией, что усиливает вероятность тождества его с Рориком. Рюрик был призван защищать земли русского протогосударства от соплеменников-норманнов, так же как Рорик защищал от них земли Франкской империи.