Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Система глубоких заливов северного Онего, побережья которых издавна были заселены карелами и саамами, давала все основания именовать эту местность «Кирьялаботнар». Тема «оконечности» залива или озера до сих пор богато представлена в топонимии этой местности. Так, с первым с юго-запада Петрозаводским заливом соединяется системой неглубоких ручьев озеро Кончезеро, на крайней северной точке которого стоит одноименная деревня, известная с 1563 г. Не исключено, что этот русский топоним воспроизводит саамский с тем же значением. Далее на северо-восток, чуть восточнее устья Суны, находится город Кондопога. Вторая часть его названия «-пога» (карельск. pohd’, вепс. pohg’, финск. pohja) имеет значение «основание, дно, крайняя часть, оконечность залива». Первая часть имеет различные толкования, согласно одному из которых она восходит к карельскому kondu, финскому kontu, вепсскому kond («крестьянский двор, хозяйство») (Керт, Мамонтова 1982: 53–56, 57–58; ср.: 60–61). В таком случае «Кондопога» переводилась бы как «двор (карельский) у оконечности залива». Неплохой аналог «Кирьялаботнар» (карельские окончания заливов), где стояла крепость Скули? Севернее Кондопоги, на берегу озера Сандал, имеется также деревня Сопоха (болотистое окончание залива) (Керт, Мамонтова 1982: 24). Для того чтобы проникнуть в район Кондопоги – Сопохи с запада, необходимо было форсировать Суну неподалеку от водопада Кивач, на что, похоже, и указывает сага – «там есть пролив (sund) <���…>, чтобы переплыть через ту воду» [28] Река Суна, прежде чем образовать Кивач, протекает через Сундозеро. В силу обычной в Фенноскандии дублированности названия озера и протекающей реки можно полагать, что «сунд» и «суна» представляют разные огласовки одного корня. Поскольку оба эти названия никак не этимологизируются на саамской, карельской или русской языковой основе, их, по-видимому, следует связать со скандинавским sund – «пролив». .

Северо-восточнее описанных мест находится Уницкая губа, а за ней – самая большая и далеко вытянутая на север губа, состоящая из Заонежского и продолжающего его Повенецкого заливов. Отсюда пролегали наиболее короткие водные (хотя и с волоками) пути в Беломорье (Бьярмию). Если «крепость» Скули находилась у «оконечности» Уницкой или Заонежско-Повенецкой губ, то путь сюда пролегал мимо другого водопада (Гирвас) на Суне.

В целом предлагаемая локализация Кирьялаботнара отвечает всем условиям, которые характеризуют его положение в саге. Он удален от Альдейгьюборга и Алаборга, труднодоступен, находится на одной из оконечностей водного «восточного пути» и в непосредственной близости от Бьярмии, откуда и производится (по саге) первое нападение на Кирьялаботнар на кораблях (видимо, по Белому морю, а затем по одной из впадающих в него рек, через волок в бассейн Онего). Одно формальное несоответствие (по саге, вода падает с гор с востока , а реальная Суна в районе Кивача течет с севера ) легко снимается, если принять во внимание оговоренное нами выше специфически скандинавское употребление термина «восток».

Итак, «крепость» в местности Кирьялаботнар, где скрывались ярл Скули и Ингигерд, находились где-то у окончаний северных заливов Онего, а время их пребывания там, если доверять сюжетному ядру саги, может соответствовать «эпическому времени» «саг о древних временах» (не позже конца IX в.). Археологические находки в этом районе делают такую датировку вполне вероятной. Так, на поселении местного финноязычного населения Суна VI, расположенном в низовьях реки Суна, обнаружены вещи, попавшие в Заонежье из Приладожья и Приильменья. А. М. Спиридонов осторожно датирует поселение X–XI вв., однако имеются данные в пользу того, что оно возникло еще в IX в. (Спиридонов 1987: 7–8) [29] Авторы благодарят А. М. Спиридонова за возможность воспользоваться материалами, собранными и систематизированными в его диссертации. . Найденные на поселении железный нож типа I, ромбовидный наконечник стрелы, бутылкообразные подвеска и фибула с гранеными головками (Косменко 1978: 136–137) появляются в обиходе восточноевропейского населения лесной зоны уже в IX в. (хотя существовали и в X–XI вв.), а ножи с волютообразной рукояткой характерны для славянских древностей VI–IX вв. и не встречаются в памятниках с преобладанием кружальной посуды, т. е. позднее начала X в. Таким образом, есть основание полагать, что интенсивные связи населения Кирьялаботнара с Приладожьем и Поволховьем восходят ко второй половине IX в.

Конечно, трудно ожидать, что удастся точно локализовать саму «крепость» Скули. Дополнительная сложность состоит в том, что в Прионежье вообще не обнаружено ни одного городища подходящего времени. Однако и здесь нас ожидают радостные сюрпризы. Обратим внимание специалистов на курганы острова Кокорино в Уницкой губе Онего, давшие при их грабительских раскопках серию вещей, аналогичных сканди-навским и приладожским. После грабительских раскопок там побывал (в 1934 г.) А. Я. Брюсов и зафиксировал там еще 7 курганов, расположенных «на крутом северном берегу» острова (Равдоникас 1934б). А. М. Спиридонов относит возникновение могильника к X в. (Спиридонов 1987: 10), однако заметим, что, поскольку ныне по плохим воспроизведениям невозможно установить, к какому типу относятся найденные в курганах «железная гривна» и «бронзовый ладьевидный браслет», следует воздержаться от точного определения начальной даты могильника, так как скандинавские железные гривны известны в Старой Ладоге со второй половины VIII в., а ладьевидные браслеты в Приладожье – с последней трети IX в. (Давидан 1976: 101–108) [30] Дата появления ладьевидных браслетов в Приладожье определена в курсовых работах студентов ЛГУ О. Богуславского и Д. Яблоника. . Если могильник на острове сопровождался и поселением «на крутом берегу», то его топография вполне может соответствовать «крепости» Скули и Ингигерд, поскольку поселение на острове само по себе несет в себе идею защищенности. Не вызывает сомнения и то, что на острове Кокорино примерно в диапазоне середины IX – середины X в. осели выходцы из Приладожья, в составе которых были скандинавы, в том числе и женщины (найдены две женские черепаховидные фибулы X в.).

О первом проникновении хорошо вооруженных торговцев, собирателей дани и поселенцев из Ладоги в направлении Онего говорит находка «рейнского» меча типа В у деревни Бор на реке Оять, южном притоке Свири, по которой пролегал путь в Онего. Мечи типа В датируются последней третью VIII – первой третью IX в. (Stalsberg 1981: 53–62, fig. 1). Поскольку в курганах приладожской курганной культуры, которая возникла около 865–890 гг., где найдено свыше двадцати мечей, равно как и в синхронных дружинных русских некрополях конца IX–X в., ни разу не обнаружен меч типа В, можно полагать, что этот меч попал в землю не позже 850-х гг., а вероятно, и ранее.