Райнхард Виттрам - История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

В отношении же русских позиция Ширрена в отстаивании исторического правового положения Прибалтики не обошлась без ненависти, замутнявшей взор, а в отношении Самарина он допускал оскорбительные выражения. Не являлась справедливой и характеристика россиян, поскольку мерила их на аршин, не соответствующий истинному положению дел. И то, что он говорил, глубоко обижало не только сторонников Самарина, но и весь русский народ.

Поэтому неудивительно, что сразу же после выхода в свет «Лифляндского ответа» попечитель Дорпатского университета граф Кейзерлинг потребовал отстранить автора брошюры от должности, чтобы, как вытекает из его намеков в этом письменном обращении, не допустить дальнейшего вмешательства государственной власти. В результате Ширрен был вынужден покинуть родину и спустя десятки лет умер в Киле в возрасте 84 лет, будучи профессором Кильского университета. Отдаление же от общества борьбы за будущее Лифляндии лишило этого мыслителя на все оставшиеся годы жизни подпитки в его созидательной деятельности.

В те годы ведущую роль в сопротивлении русскому давлению играла Лифляндия. Когда предписанный в октябре 1867 года щадящий режим в отношении употребления немецкого языка указом от 4 ноября 1869 года был отменен, и с 1 января 1870 года в качестве обязательного для всех прибалтийских государственных учреждений введен русский язык, то в январе 1870 года лифляндский ландтаг направил соответствующую жалобу российскому императору. Она была тщательно подготовлена специальной дворянской государственной комиссией и оформлена в виде прошения. В нем дворянство просило царя восстановить лифляндскую конституцию путем предоставления полной свободы совести, отмены указа о языке, а также указа Сената о распространении на Лифляндию имперского законодательства и ограждения народных школ от планировавшегося переподчинения Министерству просвещения в Санкт-Петербурге. Кроме того, в прошении содержалось требование поставить прибалтийскую прессу в равное положение со столичными газетами в отношении политической цензуры.

Этот «знаменательный шаг» потерпел полное фиаско – Александр II отклонил прошение. При этом не исключено, что неудаче способствовало то обстоятельство, что Лифляндия оказалась в одиночестве, поскольку Эстляндия направила подобное прошение значительно позже, а Курляндия и Эзель вообще предпочли от него воздержаться.

«У вас отсутствовало единство, – заявил в марте 1870 года в беседе с одним из представителей лифляндского дворянства граф Петр Шувалов. – У других, возможно, тоже имелись такие же пожелания, но у них не хватило силы воли. Поэтому ваши усилия и не увенчались успехом».

Обнаружилось серьезное расхождение во мнениях не только среди дворян четырех прибалтийских обществ, но и внутри самого лифляндского дворянства и по другой важной проблеме, а именно по так называемому «соборному вопросу», занимавшему умы общественности старой Лифляндии и Эстляндии в 1869–1870 годах. Он возник, когда в 1869 году генерал-губернатор Альбединский обязал участвовать в государственных торжествах не только представителей православной церкви, но и священников других конфессий. Тогда попечитель дорпатского учебного округа граф Александр Кейзерлинг подал в отставку, мотивируя свое прошение тем, что генерал-губернатор приказал всем высшим административным лицам являться в дни государственных праздников на молебен в соборную православную церковь, а ему религиозная совесть не дозволяет посещать православные храмы. Своим сопротивлением такому требованию неудовольствие императора вызвало и все эстляндское дворянство, тогда как курляндское ему подчинилось. А вот среди лифляндских дворян произошел раскол – одни решили поддержать такое нововведение, а другие ему категорически воспротивились. В частности, вопреки решению дворянского конвента лифляндский председатель законодательного собрания барон Густав Фроммхольд фон Нолькен (1815-1879) в апреле 1870 года посетил поминальную службу в православном соборе, в результате чего в дворянском конвенте разгорелся конфликт, а сам Нолькен был вынужден уйти со своего поста.

Преемник Нолькена Николай фон Эттинген (1826–1876) не принял заманчивые предложения графа Шувалова и, заупрямившись, выступил в Санкт-Петербурге в духе лифляндского права против положения, заставлявшего лифляндцев отказаться от предоставлявшегося ранее свободного принятия решения о посещении соборов. В изложенных в октябре 1870 года соображениях по данному вопросу Эттинген противопоставил отрицательным политическим моментам, которые могла повлечь за собой подобная демонстрация, политическую и моральную пользу такого сопротивления: «Неоценимое значение здесь имело то, что край в тот самый момент, когда ему было отказано во всех его правах, смог действенным поступком доказать, что он с этим не смирится… Таким образом, край с осознанием правоты ухватился за остатки своих прав и, молча отказавшись от похвалы, решил занять позицию для демонстрации их в качестве символа своих прав и свобод…»

«Если мы не поймем этого, то продолжение посещения православных церквей и замалчивание образовавшегося конфликта, несмотря на все послания и патриотическую болтовню, нас неминуемо приведет к перспективе оказаться в грязи оппортунистической политики… – писал он. – С политической точки зрения свидетельством здорового морального мужества является ликование по этому поводу и решимость продемонстрировать свою благодарность за то, что нас до конца растоптать не удалось… И все же речь идет не о том, насколько сильно мы страдаем, а о том, делаем ли мы это правильно».

В приведенной выше позиции Эттинген отразил настроения, владевшие в то время прибалтийскими немцами. Настроения, в которых легко угадывается влияние памфлета Ширрена.

То были годы образования Бисмарком Германской империи. Немецкие победы, провозглашение единой империи и вступление в Париж [264] Имеется в виду объявление Бисмарком и Вильгельмом I 18 января 1871 г. в Версале о создании Германской империи после победы во Франко-прусской войне 1870–1871 гг., военного конфликта между империей Наполеона III и добивавшейся европейской гегемонии Пруссией. Война, спровоцированная прусским канцлером Бисмарком и формально начатая Наполеоном III, закончилась поражением и крахом Французской империи, в результате чего Пруссия сумела преобразовать Северогерманский союз в единую Германскую империю. воспринимались прибалтийскими немцами с новым воодушевлением, а само общегерманское событие оказало воздействие на внутренний мир остзейской немецкой этнической группы сильнее, чем когда-либо. Оно еще долго оставалось в центре внимания немцев, живших по сословным традициям, заложенным еще в годы Средневековья. И как-то почти незаметно в борьбе за сохранение прежних прав и немецкого языка в качестве государственного стали все активнее проявляться национальные элементы.