Райнхард Виттрам - История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

Прошло немногим более десяти лет, когда в мае 1882 года Ю. Самарин, этот пристально наблюдавший за прибалтийцами противник, написал об отношении немцев остзейских провинций к своей метрополии: «На наших глазах в области идей и чувств произошло сращивание всех германских элементов с новой Германской империей». И хотя такое было явным преувеличением, все же определенная доля истины здесь имелась. Однако в вильгельмовскую эпоху [265] Вильгельмовская эпоха – так иногда называют годы правления Вильгельма II (Фридриха Вильгельма Виктора Альберта Прусского; 1859–1941), последнего германского императора и короля Пруссии с 15 июня 1888 г. по 9 ноября 1918 г. Его царствование было ознаменовано усилением роли Германии как мировой промышленной, военной и колониальной державы и завершением Первой мировой войны, поражение в которой привело к свержению в Германии монархии в ходе Ноябрьской революции. дистанция между Германией и прибалтийскими немцами снова увеличилась.

В результате сословной дипломатии, поддерживаемой многими высшими вельможами прибалтийского происхождения в Санкт-Петербурге, среди которых был и министр юстиции граф Пален, прибалтийским немцам в последующие годы удалось добиться некоторых успехов. Основная борьба развернулась вокруг делового языка окружных призывных военных комиссий, которые с введением в России в 1874 году всеобщей воинской повинности были образованы как смешанные в сословном отношении государственные учреждения. Однако прибалтийцы напрасно пытались утвердить в них немецкий язык в качестве официального.

Сословная дипломатия не смогла предотвратить и серьезные последствия упразднения в 1876 году прибалтийского генерал-губернаторства, в результате чего остзейские провинции потеряли цементирующую их сцепку и административное признание их особого положения в империи. А в 1877 году, о чем еще будет сказано, на Прибалтику был распространен и русский муниципальный статут. И хотя политика по ассимиляции прибалтийцев и превращение России в мононациональное государство на время была приостановлена, полностью ее упразднить не удалось.

Бисмарк, который еще 1865 году пытался вмешаться в дела Прибалтики, после 1871 года делать этого уже не мог. Исходя из интересов политики Германской империи и в целях сохранения доверительных отношений с Россией он неоднократно в жесткой форме заявлял о своей незаинтересованности в решении прибалтийского вопроса. Два его русских партнера по переговорам – граф Петр Шувалов и Петр Сабуров – в период с 1873 по 1879 год неоднократно передавали русскому императору подобные высказывания Бисмарка. Такую его позицию подтверждают и ставшие достоянием гласности все другие замечания этого великого человека по прибалтийскому вопросу. Тем не менее прошло довольно много времени, прежде чем российская общественность ему поверила.

Бисмарк хорошо знал и любил прибалтийские провинции и поддерживал самые дружеские отношения со многими сынами Прибалтики. Он ценил гражданскую позицию Гамилькара фон Фелькерзама и был высокого мнения о прибалтийском самоуправлении. Однако до тех пор, пока Бисмарк надеялся иметь в союзниках Россию, прибалтийский вопрос для него не существовал. Тем не менее он хорошо понимал, что дальнейшее существование прибалтийских немцев на их родине во многом зависит от того, насколько удастся сохранить там донациональное государственное и общественное устройство.

Однако отчуждения между продолжавшими жить по своими старым сословными традициям остзейскими немцами в Прибалтике и жителями новой Германии избежать было невозможно. Ведь в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии не понимали ни ярко выраженной сущности нового мощного национального государства, ни серьезных социальных изменений, которые принесла с собой индустриализация. К тому же в сознании прибалтийских немцев никак не укладывался тот факт, что по-прежнему приезжавшие в большом количестве на работу в Прибалтику немцы из Германии, в основном торговых и технических профессий, перестали легко ассимилироваться в родственном для них обществе. Вместо этого они образовывали свои отдельные профессиональные объединения с символами Германской империи, занимая по царившему в них имперскому духу особое положение. Тем не менее такое не исключало дружественных связей, а обычаи старых провинций продолжали играть большую связующую роль.

Когда образованный слой немецкого населения в Прибалтике стал воспринимать в качестве главной политической проблемы нарастающее давление со стороны русского общественного мнения, в остзейских провинциях начали происходить глубокие внутренние изменения, заключавшиеся в быстром росте национальной активности у леттов и эстов.

При этом намерений у немцев в проведении планомерной германизации никогда не было. Так, во время ожесточенной дискуссии, состоявшейся в Митаве весной 1819 года после законодательного решения об освобождении крестьян, курляндский пастор Адам Конради (1768–1830), исходя из современных на первый взгляд оснований, порекомендовал осуществить онемечивание леттов, заявив: «Немецкие остзейские провинции должны всегда оставаться немецкими, а для этого, чтобы опередить дурманящий сознание негерманских народностей угар, необходимо содействовать духовному облагораживанию немецкого языка и утвердить основополагающий принцип: больше никаких леттов!»

В ответ шесть других докладчиков из числа «литератов» и дворян высказались за сохранение латышской национальности. Наряду с мыслью о том, что летты в своем языке должны быть ограничены в пределах крестьянского сословия, в лице пастора Карла Фридриха Ватсона (1777–1826) прозвучало и требование Гердера о необходимости уважения коренных народностей. При этом Ватсон подчеркнул, что каждый народ может конституироваться только на своем родном языке, полученном от Бога в качестве хранителя национальной идентичности.

Другой выступавший, а именно старший учитель митавской гимназии доктор Эрнст Траутфеттер (1780–1853), подробно остановился на вопросе «соотношения языков в немецкой Прибалтике». В своем докладе он исходил из того, что каждый народ должен сохранять язык, «данный ему природой и Господом Богом», подчеркнув, что в одной местности два языка не могут одновременно быть главными. «В немецкой Прибалтике немецкий язык должен главенствовать в своем месте, а не немецкий (латышский и эстонский) в своем , – заявил Траутфеттер. – Из самого понятия „немецкая Прибалтика“ вытекает, что в ней господствующим должен быть немецкий язык, причем в естественном, как и государственном, смысле слова он должен являться языком образованных людей как в городе, так и в деревне, а среди крестьян допустим и латышский. Отсюда вытекает и взаимоотношение обоих языков в будущем, где все необходимо предоставить естественному развитию».