Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Кроме того, затянувшаяся война, которую Пианхи вел против наместника Куша, Панехси, отрицательно сказалась на контроле над Нубией. Египетская экономика зашаталась с потерей контроля над торговыми путями в южной Сахаре и доступа к жизненно важным золотым копям. Еще одним сокрушительным ударом стала потеря ближневосточных владений, которая существенно сократила государственные поступления от средиземноморской торговли. Даже если Херихор и Несубанебдет имели бы возможность мобилизовать все человеческие и материальные ресурсы, как в старые времена, сильно оскудевшая казна просто не вынесла бы грандиозных строительных проектов. Поэтому все, что осталось северным царям — это разрушать памятники Пер-Рамзеса и использовать старый камень для постройки своей столицы. Многие из них даже не побеспокоились о том, чтобы записать свои достижения в Фивах, как делали все их предшественники во времена Нового царства.

Для поддержки международного влияния Херихор мог последовать примеру прежних царей и организовать завоевательные походы. Но Нубия была слишком далека и опасна, а страны Ближнего Востока отделены от Фив северным царством. Кроме того, и командиров, и гарнизоны юга куда больше заботила внутренняя стабильность, чем авантюры за рубежом.

Ярким свидетельством резкого падения престижа Египта на международной арене является т. н. «Отчет Уну-Амона», записанный примерно в начале правления Херихора. Вне зависимости от того, насколько правдив этот источник, важно то, что его основным лейтмотивом является ослабление авторитета Египта. Порой кажется, что автор упивается теми унижениями, которые страна претерпевала от бывших вассалов. Согласно отчету, в 1065 году Херихор послал «старейшину зала» храма Ипет-Сут в город Библ за партией кедровой древесины для строительства ладьи Амона. В том, что государство профинансировало эту экспедицию, не было ничего удивительного, так как Ливан в течение двух тысяч лет был основным поставщиком кедра для Египта.

Остановившись в Танисе, дабы засвидетельствовать свое почтение фараону Смендесу и его царственной супруге Тентамон, посланник отплыл в Библ, придерживаясь берега, как это издавна делали египтяне. Но не успел он бросить якорь в гавани города Дор в южной Палестине, как его ограбила собственная команда. Незадачливый посланник тщетно взывал к суду местного правителя — мольбы его остались безответными. Девять дней он был вынужден провести в порту, прежде чем смог выйти в море. Прибыв в Тир, Уну-Амон сам совершил кражу с корабля, принадлежащего людям из народа текер (тех самых текер, которые столетием ранее при Рамзесе III вместе с остальными «народами моря» вторглись в Египет). Опасаясь неминуемого наказания, он бежал на рассвете и, в конце концов, достиг Библа. Однако князь Библа отказался выдать древесину посланнику фараона. В изменившихся условиях XI века до н. э. любому египетскому послу, если при нем не было никаких сопроводительных грамот или даров, запросто могли указать на дверь.

Это оказалось жестоким испытанием как для Уну-Амона, так и для его господина. Около месяца посланнику пришлось ждать, пока из Египта прибудет необходимая сумма денег — и все это время он терпел насмешки князя. Наконец, Уну-Амон получает необходимую древесину и, едва избежав ареста за воровство (обманутые текеры все-таки настигли его), бежит на Кипр. Там местные жители по непонятной причине пытаются убить его. На этом месте доклад о путешествии обрывается, но общий смысл повествования ясен.

В далекие дни XII династии другое классическое произведение, «Сказание Синухе», также поднимало тему путешествий египтян в соседние земли. Расхождение между судьбами Синухе и Уну-Амона разительно. Если Синухе распространил влияние Египта на шатры приютивших его палестинцев, то во время Уну-Амона ситуация коренным образом поменялась. Столь низко пала некогда великая держава.

Окончательное унижение ждало Египет в отношениях с бывшими владениями на Ближнем Востоке. Если частично сохранившийся рельеф царя Сиамона из Таниса (970–950) принять на веру, то он начал поход против южной Палестины и, возможно, захватил важный город Гезер. Но вместо того, чтобы включить этот город в состав Египта или передать его сокровища храму Амона, как это сделал бы в прежние времена любой уважающий себя фараон, Сиамон использовал добычу, чтобы купить благосклонность местного правителя. Согласно библейской Книге Царств, трофеи, взятые в Гезере, были отданы царю Израиля Соломону вместе с дочерью фараона [311].

В эпоху Нового царства фараоны нередко брали в жены дочерей чужеземных правителей. Это была обычная дипломатическая практика для укрепления стратегически важных союзов. Но ни один владыка Египта никогда не согласился бы использовать в подобных целях собственных дочерей. Увы, в X веке до н. э. раздробленному Египту пришлось признать горький факт, что отныне он не та сила, с которой считаются все, а лишь один из многих игроков в бурном море ближневосточной политики. Солнце Египта померкло, слава его была втоптана в грязь. Кажется, что времена величия и мощи Нового царства остались в прошлом.

И все же по крайней мере у одного из ливийских царей были другие идеи.

Политическая раздробленность стала не просто новым явлением в истории Египта, но и бросила вызов традиционным воззрениям египтян, которые придавали особое значение объединяющей роли фараона и отвергали идею раздела страны, считая ее торжеством сил хаоса. Прежде мы видели, как за пять веков до описываемых событий традиционализм стал мощным оружием в борьбе с захватчиками-гиксосами. С ливийской правящей верхушкой на пике ее могущества произошла удивительная перемена: в некоторых аспектах она начинает ассимилироваться с покоренным населением.

Первые ростки возвращения к старым обычаям наметились в Фивах, сердце политической ортодоксальности. Верховные жрецы, правившие после Пинеджема I (1063–1033), не носили царских титулов и датировали свои памятники годами правления царей в Танисе. Это не означало, что Менхеперра (1045–992), Смендес II (992–990) или Пинеджем II (990–969) были менее деспотичны и властолюбивы, нежели их предшественники, — но они были склонны признать верховную власть одного царя. Это была серьезная, хоть и не лишенная заднего умысла перемена в мировоззрении чужеземных правителей, которая давала возможность для воссоединения в будущем.

Такая возможность представилась в середине X века до н. э. На исходе царствования Псамметиха II (950–925) власть над Фивами захватил Шешонк — авторитетный и амбициозный потомок предводителя ливийских наемников Буивавы, сделавшегося владетелем в Бубастисе (Бастете). Как «великий вождь» он был, по-видимому, самой сильной личностью в дворцовых кругах. Также он женил своего сына на Мааткерт, старшей дочери Псамметиха II, благодаря чему укрепил связи с правящей фамилией. Его расчеты оправдались: после смерти Псамметиха он сумел захватить трон. Его воцарение стало не просто приходом к власти очередного ливийского вождя, но положило начало XXII (Ливийской) династии [312]и открыло новую страницу в истории Египта.