Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Довольно неожиданно Пианхи показал себя благочестивым и справедливым царем, милостиво позволив родственникам Рудамона занять высокое положение в фиванской иерархии. Среди них наиболее влиятельной была сестра Рудамона — Шепенупет. Как супруга бога Амона, она была самой старшей среди жриц Амона, и в старшинстве не уступала верховному жрецу. Несомненно, что через нее царевич Осоркон продолжал контролировать жречество и после того, как занял трон под именем Осоркона III. Тот факт, что Пианхи сохранил за ней эту должность, было либо знаком уважения к старой династии, либо продуманным политическим ходом. Будучи свидетелем смут, раздирающих северную часть долины Нила, он стремился свести возможность восстания в завоеванном городе к минимуму. Куда выгоднее было поддерживать баланс сил в ожидании предстоящей войны.

И она не заставила себя долго ждать. Через семьдесят лет после окончательной победы царевича Осоркона над Фивами одна из побочных ветвей ливийского дома подняла мятеж. В это время уровень политической раздробленности достиг апогея. В Верхнем Египте, параллельно с Пианхи, правило еще два царя. Один из них был последним представителем старой фиванской династии в Гераклеополисе, другой правил в Гермополисе (египетский Хемену). Оба, пытаясь сохранить свою власть, старались не ссориться с Пианхи. В Нижнем Египте ситуация была еще более плачевная. В Бубастисе правили потомки Шешонка I, но их власть не распространялась дальше города. Леонтополисом (египетский Тарему, современный Телль эль-Мукдам) владел Иупут II. Остальными городами управляла целая толпа вождей племени ма — все до единого наследные царевичи и номархи. С некоторым пренебрежением Пианхи окрестил их как «все правители Нижней Земли, украшающие главу свою перьями» [329]. Но самое главное — он осознавал всю нелепость такого огромного количества удельных правителей, носящих титул «царь Обеих Земель» и относился к своим соперниками как к просто «царям», оставив полный титул для себя.

Однако среди них нашелся правитель, которого больше всего интересовала настоящая власть, а не ее внешние атрибуты. У Тефнахта, правителя Саиса в Западной Дельте, не было необходимости претендовать на царские титулы. Будучи всего лишь «великим вождем Запада», он расширил свои владения, захватив соседний Буто (египетский Пер-Уаджит) в 740 году, а в течение следующих десяти лет присоединил ряд областей Дельты. Очевидно, что именно он, а не многочисленные царьки, представлял серьезную опасность для власти Пианхи.

Буря разразилась в 729 году, когда Пианхи находился в столичной резиденции, в тени священной Джебель-Баркал. Гонец, прошествовав через многочисленные залы с колоннами, миновал телохранителей, охранявших вход в зал ожидания, прежде чем попал в комнату для аудиенции. Он принес царю плохие вести — вести, которых страшился царь: «Тефнахт… захватил весь Запад от пределов страны до Ити-Тауи» [330]. Хуже всего было то, что правитель Саиса во главе огромной армии направляется на юг и поселения на обоих берегах Нила сдаются ему без боя. «Начальники и правители крепостей следуют за ним по пятам, словно псы» [331]. Прямо сейчас он осаждает Гераклеополис — ключ к Фивам. И кажется, что нет силы, чтобы остановить его.

Положение осложнялось тем обстоятельством, что Нимлот, ливийский правитель Гермополиса, предательски нарушил дипломатические договоренности с нубийцами и присоединился к Тефнахту. Пианхи не мог и дальше безучастно созерцать бесчинства безбожников, пришло время защитить город Амона.

В равной мере благочестивый и воинственный, он принял быстрые и решительные меры. Расквартированным в Египте нубийским гарнизонам был дан приказ выступить на перехват противника, окружить и захватить его. Самое суровое наказание ожидало предателя Нимлота — его город осадили и взяли приступом. Затем Пианхи вызвал основную армию из Нубии и отправил ее против безбожников, воодушевив словами: «Знайте же, что послал нас Амон, бог наш!» [332]Так как его воины были исполнителями божественной воли, то Пианхи строго напутствовал их: «Когда же вы достигнете сердца Фив — Ипет-Сут, — то омойтесь в реке и облачитесь в чистые одежды» [333]. Только после этого им дозволялось принести жертвы Амону, облобызать землю, на которой стоит храм, и молить бога о напутствии: «Укажи нам путь, дабы сражались мы под сенью могучей десницы твоей!» [334]

Прежде чем продолжить северный поход, воины Пианхи в точности исполнили указания своего повелителя. В ожесточенном сражении на реке к югу от Гермополиса и на суше возле Гераклеополиса кушиты нанесли поражение армии Тефнахта. Однако вести о победах, дошедшие до Пианхи, омрачило бегство Нимлота. Разгневанный царь решил лично отправиться в Египет и принял командование армией на себя. Первым делом он отпраздновал Новый год, который посвятил своему небесному покровителю. А в это время его войска тайно окружили территорию вокруг Гермополиса, чтобы не дать Нимлоту возможности сбежать на этот раз.

В начале 728 года Пианхи прибыл под стены Гермополиса. Как и Рамзес II перед битвой при Кадеше, он появился на роскошной колеснице перед своими воинами, вдохновляя их словом на бой. Осаждающие сужали кольцо вокруг города, подвергая его ежедневным обстрелам, и «Хмун начал источать омерзительный запах» [335]. Это было тлетворное дыхание смерти. Спустя некоторое время Гермополис капитулировал, а все его сокровища, в том числе и корона Нимлота, в качестве трофея перешли к Пианхи. Женщины семьи Нимлота явились к женам, дочерям и сестрам победителя и молили там о милосердии. Сам же Нимлот, в знак своей покорности, явился к заклятому врагу с двумя тщательно подобранными подарками: систром из золота и ляпис-лазури, который использовали в ритуальных целях, и конем, поскольку, как и всякий нубиец, Пианхи очень любил лошадей. Царь был так доволен и этим жестом, и подарками, что увековечил их в верхней части своей победной стелы, воздвигнутой в храме Амона.

Свою любовь к лошадям Пианхи вновь продемонстрировал, когда пошел осматривать дворец Нимлота. Из многочисленных помещений дворца только сокровищница и конюшни привлекли его внимание. То, что произошло, хорошо свидетельствует о предпочтениях фараона:

«Жены и дочери царя [Нимлота] пришли восславить его, как подобает женщинам. Но Его Величество не обратил лика своего к ним. [Вместо этого] Его Величество отправился осмотреть конюшню, где увидел голодных коней. И сказал он: …Из всех злодеяний, свершенных тобой, самое гнусное то, что кони мои голодны!» [336]

Впрочем, нубийский фараон был не последним владыкой в истории, который предпочитал животных (в частности, лошадей) людям.