Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Такое отношение к Египту объясняется задачами, которые Пианхи ставил перед собой в начале войны. Если бы египетский поход был обусловлен только политическими причинами, то царь принял бы меры по укреплению своего влияния в стране, поставив на места лояльных наместников. Но его движущей силой были религиозные мотивы, а именно защита священных мест Амона от посягательства чужеземцев, т. е. ливийцев. И, как мы уже убедились, он преуспел в этом. Дальнейшая же судьба Египта его практически не интересовала — чем не преминули воспользоваться местные династии.

Поэтому стоило Пианхи вернуться на родину, как мятежные князья в Нижнем Египте начали снова поднимать голову. Так, например, Осоркон IV, по-прежнему считавший себя неоспоримым правителем Египта, в 716 году послал щедрые дары ассирийскому царю Саргону II, когда тот во главе большой армии появился на египетской границе. Аканош, оправившись от унижения, продолжал править в Себенните, а Тефнахт, заклятый враг Пианхи, как и прежде именовал себя царем. Казалось, что кушитского завоевания никогда не было. Предвестником этих событий стал отказ Тефнахта лично присягнуть на верность Пианхи. Таким образом, Саисскому княжеству принадлежала главная роль в дестабилизации политической ситуации в Нижнем Египте, поскольку Тефнахт искал способ расширить свою власть на весь регион. Пианхи стоило бы подумать об этом раньше.

Тефнахт умер в 720 году, но амбиции его оказались бессмертны. Наследовавший ему Бокхорис (египетский Бакенренеф, 720–715) был решительным и властолюбивым человеком и, кроме того, непримиримым противником кушитов. Стремясь подчеркнуть свое отношение к захватчикам, он приказал изготовить необычный кубок из бледно-голубого фаянса. На верхней части кубка изображен Бокхорис вместе со знаком своей небесной покровительницы — богини жизни Нейт. Бокхорис держит за руки богов царственности и мудрости — Гора и Тота. Над ними раскинул крылья священный гриф, сжимающий в лапах символ бессмертия. Не исключено, что здесь желаемое выдается за действительное — но это характерный образчик самоуверенности саисского князя. На нижнем же крае мы видим пленных кушитов со связанными руками, которые они держат за спиной или над головой. Пленники чередуются с обезьянами, срывающими с пальм финиковые плоды. Это была дешевая демонстрация превосходства над другим народом — совсем в духе традиций фараонов прошлого.

Шабака (716–702), наследник Пианхи, не стерпел столь вызывающего поведения. В отличие от своего брата, он вознамерился раз и навсегда привести мятежников к покорности.

Возглавив второй египетский поход, Шабака не вложил меч в ножны до тех пор, пока не захватил Бакенренефа в плен — и, как сообщают поздние источники, не сжег его заживо в качестве жертвы богам. С уверенностью можно сказать, что нубиец приложил все усилия для укрепления своей власти в Египте. Так, в Мемфисе он вмешался в процесс погребения священного быка Аписа, исправив дату у входа в гробницу с «год шестой правления Бакенренефа» на «год второй правления Шабаки». Через несколько месяцев власть кушитского фараона признала вся Дельта. Для увековечивания своих успехов Шабака велел изготовить скарабея, на котором в характерно устрашающих выражениях заявил: «он лишил жизни всех тех, кто посмел выступить против него в Обеих Странах и чужих землях» [344].

Подчинив север, Шабака обратил свой взор на юг. Фивы и прилегающие к ним земли всегда были больше пронубийскими — или антиливийскими, что в данном случае означало одно и то же. Но Шабака не собирался полагаться на случай. Несмотря на то что кушиты прочно держали в руках высший ранг в культе бога Амона, назначая на него царских родственниц (его в тот момент занимала Аменирдис I, дочь Кашты, а ее наследницей была Шепенупет II, дочь Пианхи), в жреческой иерархии были и другие влиятельные звания. Чтобы обеспечить лояльность Фив, Шабака собирался контролировать их все. Первым делом он назначил своего сына Хоремахета верховным жрецом Амона, лишив этот сан всякого политического и военного веса. Остальные высшие должности фараон отдал своим верным сторонникам. Через несколько лет другой царевич стал вторым жрецом Амона, а царская дочь вышла замуж за наместника Фив. Казалось, что кушитам удалось добиться покорности священного города.

Однако сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Стремление Фив к независимости оказалось слишком сильно. Поэтому фиванские номархи, внешне выражая свою преданность нубийским монархам, на деле правили Фивами как собственным удельным владением. Они ставили своих родственников на военные и административные посты, благодаря чему становились богаче и влиятельнее. Ярким доказательством этому может послужить жизнеописание Харуа. Он родился в жреческой семье в годы правления Пианхи. В зрелые годы служил управляющим в доме Аменирдис I, а после ее смерти — в доме у ее преемницы Шепенупет II. Не без претензий на образованность, Харуа на одной из статуй назвал себя «прибежищем для страждущих, соломинкой для утопающих, лестницей для тех, кто попал в бездну» [345]. Характерное отсутствие скромности проявилось и в архитектуре гробницы управляющего: она стала одним из самых масштабных частных погребений в Египте. Примечательно, что в укромном месте своего последнего упокоения Харуа наконец позволил себе выходку, которая, будь она публичной, стоила бы ему головы: статуэтка одной из его ушебти была снабжена регалиями фараона — жезлом и бичом. Очевидно, что Харуа считал себя правителем Фив, и его современники, вероятно, не стали бы это оспаривать.

Существование в годы царствования Шабаки параллельной династии, фактически правившей Верхним Египтом, отражало неприглядную реальность нубийского правления. Одному монарху, единой администрации было практически невозможно управлять обширной страной, протянувшейся вдоль Нила более чем на 1300 миль от берегов Средиземного моря на севере до Пятого порога на юге. Это был неприятный факт — но Шабака был вынужден сохранить старые политические институты в неприкосновенности, хотя и объявил об их ликвидации. Удельные правители Дельты уже оправились от унизительной капитуляции. В Атрибисе все еще правили наследные принцы, а в таких богатых городах как Бусирис (египетский Джеду), Мендес, Саммануд и Пер-Сопду были собственные династии. Даже в Саисе, этом сердце антинубийского сопротивления, ужасная смерть Бокхориса не остудила сепаратизм. Новым претендентом на царскую корону стал Нехо II, который заполнил политический вакуум.

Таким образом, за фасадом единой монархии все так же скрывался раздробленный Египет. История не просто повторялась — кажется, что само время застыло.