Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

В последующие сто тридцать лет правления Лагидов именно римляне, а не греки определяли судьбы долины Нила. Так как вражда между Птолемеем VI с его братом и сестрой раздирала страну, то Рим все чаще и чаще призывали принять одну из сторон, и его железная рука все крепче стискивала несчастную страну. Ситуацию усугубляло и то обстоятельство, что в Верхнем Египте не прекращались антиправительственные выступления, которые вели к дальнейшему ослаблению центральной власти. Так, в 165 году восстали Фивы: в Файюме происходили кровавые столкновения, восставшие, бросая прямой вызов правительству, сжигали арендные договоры. Крестьяне покидали деревни, толпы беженцев искали убежища в храмах. Птолемей VI издал указ, который обязал крестьян арендовать и возделывать земельные участки — но эта мера оказалась неэффективна и непопулярна. В итоге царь отправился в изгнание — и не куда-нибудь, а в Рим.

Наследовавший ему Птолемей VIII Эвергет оказался ничуть не лучше брата. Его тираническое правление длилось всего год и закончилось призывами населения к Птолемею VI вернуться обратно. Теперь настал черед Птолемея VIII обратиться за помощью к Риму. Он бежал в Киренаику, отчаянно пытался вернуть себе власть и пережил покушение в 156/5 году. Обескураженный таким поворотом дел, он завещал Египет Риму на тот случай, если у него не будет наследника. Такое решение оказало должный эффект на его противников, которые предпочли из двух зол выбрать меньшее. Однако ничего хорошего для Египта как самостоятельного государства оно не сулило. И только смерть Птолемея VI в 145 году позволила его младшему брату окончательно вернуть себе трон.

Вернувшись в Александрию, Птолемей VIII женился на жене своего покойного брата — которая, между прочим, приходилась ему сестрой. Кроме того, говорят, будто во время свадебных торжеств он приказал умертвить ее сына от Птолемея VI [393]. Для такого распущенного и жестокого человека, как он, это был весьма характерный ход. Он также сурово расправился с евреями-военачальниками, выступившими против него, и изгнал из Александрии многих греческих ученых. Заработав много врагов среди греков, Птолемей не стеснялся заигрывать с египтянами, покровительствуя храмам и милуя преступников. Это были бесчестные, но эффективные меры. Привыкшие к царям с тяжелой рукой, египтяне закрывали глаза на зверства, которые творил Птолемей VIII, и поддерживали его.

Внутренние дела династии и без того были причудливы, теперь же приняли откровенно безумный характер. Птолемей VIII вступил в интимную связь с племянницей. В 141/140 году он женился на ней и короновал ее под именем Клеопатры III. В результате обе Клеопатры, мать и дочь, стали заклятыми врагами — а всякий, кто мечтал свергнуть деспота, мог рассчитывать на безоговорочную поддержку Клеопатры II. Когда в 132 году между враждебными лагерями вспыхнула война, Птолемей VIII вместе с младшей супругой бежал на Кипр, оставив Клеопатру II единоличной царицей в Александрии. Он боялся, что его сын от нее станет царем и поэтому велел похитить мальчика и перевезти на Кипр. Здесь царевича убили прямо на глазах у отца, расчленили и отправили останки матери в качестве подарка ко дню рождения. Подчинив личное горе политическим интересам, Клеопатра II выложила останки сына на всеобщее обозрение в Александрии, надеясь тем самым пробудить народный гнев против тирана Птолемея. Но египтяне остались лояльны, так что расчет царя оправдался.

Популярность Птолемея VIII среди коренного населения давала ему превосходную возможность отобрать трон у сторонников его жены. Впервые за двести лет царь из династии Птолемеев стал назначать египтян на высокие посты, что сильно способствовало росту его популярности. Он же извлекал из этого немалую пользу. Царский писец Уннефер и ему подобные занимались самовосхвалением столь же безудержно, как и их предки, жившие в золотую эпоху:

«Меня почтил его отец, восхвалила его мать и милостиво отнесся его брат… Меня воспели в его городе, облагодетельствовали в его провинции, и каждый был милостив ко мне. Я пользовался всеобщим уважением, преклонением и любовью, был весел» [394] .

Но наряду с обычным хвалением неприкрыто проявлялось и легкомыслие, которое свидетельствовало о полном падении добродетелей фараоновских времен:

«Я был любителем обильного возлияния, повелителем праздников… где собирались певцы и девицы… с заплетенными косами, прекрасные, пышногрудые… они танцевали в красоте, исполняя желания сердца моего» [395] .

Падение нравов было характерной чертой того времени: жители Египта брали пример со своих правителей. Вернувшись в Александрию, Птолемей VIII решил примерно наказать своих недругов и, окружив их в гимнасии, приказал поджечь здание с находящимися внутри людьми. Такое бессмысленное насилие в борьбе за власть, сочетаясь с невиданным доселе мздоимством, лишь ускорило падение Египта.

Птолемей VIII умер летом 116 года в Александрии. Клеопатре III он завещал передать трон тому из двух сыновей, которого она выберет. В это время на остров Филы, расположенный в 700 милях вверх по течению Нила, прибыла группа римлян с целью посетить тамошний храм Изиды. На стенах храма они оставили свои имена — старейшие надписи на латыни в Египте. Эти два события как нельзя лучше подвели итоги прошлому и настоящему долины Нила. Одряхлевший режим, ослабленный династическими войнами, выглядел крайне неубедительно перед лицом римского экспансионизма. Через двадцать лет Рим унаследовал Киренаику, оставив Птолемеям единственную колонию — Кипр. И снова история повторилась — Птолемей IX и Птолемей X борются друг с другом за власть, юг бунтует. Последний Птолемей в обмен на военную поддержку завещает Египет римлянам, что вызывает взрыв негодования в столице.

Из всех столпов, на которых покоилась уверенность египтян в себе, незыблемым остался лишь один — вера в старых богов. Видимо, по этой причине в 70 году была устроена торжественная церемония по случаю открытия храма Гора в Эдфу, строительство которого было начато 167 лет назад Птолемеем III. Величественный высокий храм с его пилонами и гипостильным залом стал воплощением той гибридной греко-египетской культуры, которую упорно стремились создать поколения фараонов-греков. И сердца собравшихся насладиться прекрасным зрелищем египтян должны были на миг забиться от мысли, что они стали свидетелями начала новой эры — эры благоденствия и изобилия.

Подобные чувства, несомненно, через несколько месяцев вызовет и рождение в царской семье нового ребенка. Маленькая дочка Птолемея XII, в чьих жилах смешалась кровь двух народов, понесет на своих плечах весь груз надежд и чаяний своих разнообразных соотечественников. Вся ее жизнь станет борьбой за их независимость, а смерть — концом традиционного Египта. Ее звали Клеопатра VII.