Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Победа Яхмоса была полной. Проделав краткое турне по побережью Палестины, вырезав несколько городов для устрашения местных жителей, царь с триумфом возвратился в Египет. Ненавистные пришельцы были изгнаны, национальное единство восстановлено.

Изгнать гиксосов и обеспечить на северной границе Египта защитный буфер было хорошо для начала — но Яхмос знал, что будущее процветание страны зависит не только от безопасности. Ей настоятельно требовалось восстановить доступ к золоту, а это означало широкомасштабный реванш и повторную оккупацию Нубии, прежде всего — золотоносной области к югу от Второго порога. Это и стало основной стратегической целью последних лет правления Яхмоса. Буген, уже ставший надежным оплотом египтян, мог послужить удобной базой для военных операций, но в первую очередь Египет нуждался в укрепленном административном центре в непосредственной близости от золотых рудников. Для этого потребовалось бы отодвинуть границу на юг за Семну [123]. Такого не делал даже великий завоеватель Сенусерт III.

К счастью, подходящее место имелось. Остров Шаат (ныне Сай) располагается на полпути между Вторым и Третьим порогами. Этот остров, крупнейший из всех в нубийской части Нила, прямо посреди тогдашней области золотодобычи, идеально подходил для постройки поселения и укрепления. Во время своей единственной нубийской кампании Яхмос направился прямо на Шаат, захватил остров и построил крепость, окруженную массивной стеной — толщиною четыре с половиной метра, да еще и с контрфорсами. Место было выбрано удачно — на вершине каменистого мыса, с видом на восточный рукав Нила и широкий отрезок восточного берега.

На Шаате устроили каменоломню, где добывали песчаник, служивший строительным материалом для крепости и других царских строек в Нижней Нубии. И наконец, чтобы обеспечить наглядный образец патриотического рвения и вдохновить гарнизон новой южной твердыни на верную службу, Яхмос велел изготовить статую самого себя и установить ее в храме на Шаате, как когда-то сделал Сенусерт III в Семне. Теперь гегемония Египта была прочно установлена от побережья Ближнего Востока до верховий Нила, и Яхмос вполне мог похвалиться, что «убивает он в Верхней Нубии, а боевой клич его слышен в землях Финикии» [124].

Египет вновь обрел величие, народ избавился от оккупантов и угрозы вторжения. Но национальная эйфория охватила далеко не всех. Люди наверняка не забыли, что понятие «свобода» в разных кругах имеет разный смысл. Для монархии восстановление порядка означало возврат к прежним методам правления — с царем на вершине общества, которого поддерживает и обслуживает безропотное население. Для народа возрождение Египта обещало лишь усиление гнета аристократов. И все-таки нашлась кучка смельчаков, готовых рискнуть жизнью, чтобы помешать безудержному подъему фиванской монархии к абсолютной власти. Не успел Яхмос водрузить египетский стяг на острове Шаат и отплыть на север, в Египет, как в столице вспыхнул мятеж под руководством некоего нубийца. Он, вероятно, решил воспользоваться временным отсутствием царя, но его предприятие было плохо подготовлено и обречено на провал. Яхмос вызвал войска, они дали отпор мятежнику и захватили его в плен. Его неудачливые сторонники также стали пленниками, и их наверняка отправили трудиться на золотых рудниках Нубии.

Затем, видимо, вдохновившись таким отважным, хотя и безрассудным проявлением оппозиции, египтянин по имени Тетиан поднял более серьезное восстание. Возможно, он был сыном или родственником губернатора Нефруси, который пострадал от гнева Камоса в предыдущем поколении. Дело Тетиана — противодействие власти Яхмоса — привлекло к нему многих, и эти «недовольные» явно представляли собою реальную угрозу правительству и его планам. Царь отреагировал быстро и беспощадно: «Владыка убил его; его шайка была уничтожена» [125]. У диссидентов (или борцов за свободу) был шанс, но они его упустили. С тех пор открытого восстания против египетской монархии не было в течение пятисот лет.

Политическим неурядицам сопутствовали природные катаклизмы. Незадолго до того к северу от Египта взрывом вулкана Тира [126]была почти уничтожена минойская цивилизация. Облако пепла полностью погребло минойскую колонию Акротири, а раскаленные обломки, падающие с неба, погубили поля и селения на Крите на расстоянии 150 миль.

Последовавшие за этим голод и беспорядки ослабили Минойскую империю, господствовавшую в бассейне Эгейского моря пять столетий, и она вдруг сделалась уязвимой. Этот факт не прошел мимо маленького, но амбициозного города Микены в континентальной Греции. Примерно в то же время, хотя, возможно, вне связи с катастрофой Тиры, Египет пострадал от метеорологических явлений: над страной пронесся ураган, сопровождаемый сильными ливнями, и причинил большой материальный ущерб, в том числе и царской резиденции. Яхмос был готов справиться с этой демонстрацией неудовольствия высших сил столь же энергично, как до того — с мятежом Тетиана; он повелел восстановить все поврежденные потопом здания и заменить храмовую утварь, так что вскоре Египет «стал таким же, как прежде» [127]. Увековечивая для потомков свои благочестивые деяния, царь сравнил ущерб от ненастья с недавними бесчинствами гиксосов. Суть сказанного была ясна: какова бы ни была причина хаоса, Яхмос, истинный царь и держатель мироздания, восстановит порядок.

Границы укреплены, торговля налажена, доступ к золоту обеспечен, внутренняя оппозиция подавлена… Казалось бы, выдающихся успехов Яхмоса было достаточно для восстановления мощи и величия египетской монархии. Но он смотрел на вещи шире, и, помимо практических вопросов экономики и политики, заботился также об идеологии.

То ли знания, то ли интуиция подсказали Яхмосу и его советникам, что идеи могут стать самым прочным оплотом национального единства — если их правильно оформить и согласовать с менталитетом египтян. Царь знал по личному опыту, насколько важны добрые отношения в семье, и эта идея была, несомненно, близка жителям городов и деревень Египта. Теперь, когда страна — или, по меньшей мере, ее правящая верхушка — снова наслаждалась покоем и достатком, Яхмос занялся превращением своей собственной, царской семьи в главный объект религиозного поклонения по всей стране. Это было, возможно, величайшим из его достижений, и оно определило весь дальнейший путь его династии.

У Яхмоса были особые личные причины, чтобы добиваться общественного признания своих ближайших родичей. Ведь он взошел на трон ребенком, и до его совершеннолетия страной правили его бабушка Тетишери и мать Яххотеп. Право Яххотеп на исполнение такой роли основывалось на безупречных законных основаниях: она была дочерью, сестрой и главной женой царей, а под конец — и матерью царя. Своеобразные брачные обычаи, принятые в роду Яхмоса, допускали инцест, а это значит, что его мать и отец оба были отпрысками Тетишери, родными братом и сестрой. Яхмос, в свою очередь, взял в жены родную сестру, Яхмос-Нефертари: судя по сложности родства и частоте употребления имени Яхмос, как мужчинами, так и женщинами, это либо адски усложняло жизнь при дворе — либо весьма упрощало.