Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Мир дал возможность восстановить нормальную торговлю между великими державами, и караваны с дорогими товарами вновь двинулись, по суше и по морю, во все уголки восточного Средиземноморья, Палестины, Сирии и Месопотамии. Имея почти неисчерпаемый источник золота (мечта любого правителя), Египет извлек из подъема торговли максимальную выгоду: в обмен на свои минеральные богатства он получал металлы, древесину, драгоценные камни и другие царские предметы первой необходимости. Еще одним «дивидендом» мира с Митанни стала возможность широкомасштабного строительства по всему Египту и в Нубии. И на всех монументах красовалась солярная символика, не только как отражение личных увлечений царя, но и как предвестие грядущих перемен в идеологии.

Надежные границы, мир с соседями, неслыханный ранее блеск монархии… Страна была готова к возвеличению царственности, какого Египет не знал со времен великих пирамид.

Все египетские цари обладали стремлением к саморекламе; в их положении это было необходимо. Девятому правителю XVIII династии, Аменхотепу III (1390–1353), вероятно, было особенно трудно удержаться от монархической помпезности. Мало того, что Аменхотеп был потомком завоевателей и наследником трона, благословенного солнцем, — отец, Тутмос IV, оставил ему особое достояние: беспрецедентно зажиточный народ и непривычную стабильность. Господство Египта над Ближним Востоком достигло апогея. С другими великими державами — Вавилоном, Ассирией и Митанни — были установлены и упрочены мирные отношения, даже крайне воинственные хетты не возражали против мира, по меньшей мере, на некоторое время. Аменхотеп III правил около сорока лет, но не провел ни одной кампании в западной Азии. Редкий случай, уникальный для всей династии! Зато эти годы характеризовались расцветом искусств и весьма интенсивным внедрением культа личности [179].

Аменхотеп начал рано. Взойдя на престол совсем ребенком, он впервые ощутил вкус царской славы два года спустя, в 1389 году. Юный царь принял участие в охоте на диких быков в Шетепе (ныне Вади Натрун), к западу от Мемфиса, где проявил чудеса храбрости. Вероятнее всего, это был не спонтанный успех, а инсценировка — однако в его честь изготовили партию больших, покрытых глазурью скарабеев (древнеегипетский аналог памятной медали), которых распространили по всему Египту и завоеванным землям как свидетельство удали юного царя для современников и потомков:

«Дивны дела государя! Пришел некто к его величеству и сказал: «Дикие быки водятся в пустыне, в области Шетеп». И его величество поплыл вниз по реке… развлекаясь, и прибыл благополучно в область Шетеп поутру. И явился его величество в своей колеснице, сопровождаемый всем своим войском…

Затем его величество повелел выкопать ров, дабы окружить всех этих диких быков, и напал он на них. Насчитано было 170 диких быков. Число же быков, коих царь поверг в [первый] день охоты, равняется 56.

Его величество выждал четыре дня, дабы его лошади отдохнули. [Затем] он [вновь] взошел на колесницу. Число поверженных им [теперь] диких быков равно 40. Всего было [убито] диких быков 96» [180] .

Назойливые повторы звучат весьма правдоподобно. Даже подростку-царю на пороге юности было, разумеется, нетрудно с помощью «всего войска» перебить стадо буйволов, лишенных возможности убежать из загона. Но речь шла о том, чтобы задать общий тон его правлению. Аменхотеп доказал, что исполняет первичный, древнейший долг венценосца: поддерживает порядок, уничтожая хаос во всех его проявлениях. Другой памятный скарабей, созданный на десятый год его правления, фиксирует общее число львов, застреленных царем за первые десять лет пребывания на троне (ровно 110 штук).

Юношеская склонность к кровавым забавам, похоже, объяснялась желанием доказать свою мужественность. Достигнув зрелости, царь изменился. Следующий специальный выпуск скарабея, год спустя, был посвящен уже не охоте, а строительству — точнее, созданию озера для Тийе, главной жены царя. Это был не просто пруд для украшения сада, а водоем, по которому могли плавать лодки: более мили в длину и около четверти в ширину. Церемония официального открытия заключалась в том, что царь на своей гребной барке с пророческим названием «Ослепительный диск» прокатился по озеру туда и обратно.

И в самом проекте, и в способе его внедрения Аменхотеп нашел свое истинное призвание. С этого момента и до конца своих дней он строил. Вся страна кишела рабочими, они орудовали лопатами и молотками, отесывали камни и воздвигали стены. Аменхотеп III стал величайшим царем-строителем Египта со времен основания царства 1500 лет назад; он воплощал в жизнь свои идеи, создавая монументы, «подобных коим никогда не бывало от изначальной поры Двух Стран» [181]. Эти же монументы играли и другую роль в исполнении его желаний: они служили сценой для великолепных празднеств и процессий, средоточием которых была персона царя.

Надписи в двух крупнейших известняковых каменоломнях Египта свидетельствуют, что строительные работы велись уже в самом начале правления Аменхотепа III; приказ о возобновлении добычи камня был первым зафиксированным актом юного царя. Размах строительства нарастал на протяжении следующих двух десятилетий, порой приобретая лихорадочный темп. От Дельты до Нубии, пожалуй, не осталось храма, где не «отметился» бы Аменхотеп. В Саккаре он велел выстроить первую гробницу и поминальную часовню для Аписа, священного быка, которого считали воплощением бога-творца Птаха. На острове Абу под его надзором возвели новое святилище другого творящего божества, Хнума.

Однако больше всего от царских щедрот досталось главному творцу — богу Солнца Ра. Аменхотеп и его теологи тщательно разработали систему интерпретации разнообразных местных культов с точки зрения их связи с солярными верованиями. Например, Аменхотеп распорядился украсить храм Тота в Хмуне огромными статуями бабуинов, священных животных Тота, которых также почитали как вестников бога Солнца из-за их привычки кричать на заре. В Сумену (ныне эль-Ризейкат) близ Фив местного бога-крокодила Собека превратили в «гибрид» Собек-Ра и стали почитать его в новом храме, украшенном монументальной скульптурой.

Где бы ни возводились постройки, Аменхотеп не забывал напомнить о своей связи с солнечными божествами, используя такие эпитеты, как «наследник Ра» и «избранный богом Ра». Царь желал, чтобы в нем видели воплощение солнечной энергии во всех ее проявлениях. Он творил жизнь и поддерживал ее; он был источником плодородия и плодовитости; он же являлся свирепым «оком Ра», которое, если его ублажить, обращало свою ярость на врагов Египта, защищая сотворенный порядок. Изощренная казуистика жрецов служила теперь идее божественной сути царственности усерднее, чем когда бы то ни было.