Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Карьеры Сеннефера и Кенамона показывают, насколько важны в условиях абсолютной монархии личные связи. В частности, Аменхотеп II окружал себя людьми, которых знал с детства. В Древнем Египте вырасти рядом с будущим царем значило почти наверняка получить высокий пост. Отпрыски «Детских покоев» не только росли бок о бок с царскими детьми — они также соприкасались со всем, что было приятного и великого в Египте, живя в атмосфере привилегий и могущества. Будущих руководителей страны сызмала готовили к тем обязанностям, которые им предстояло исполнять: они получали образование не узкоакадемическое, а практическое и профессиональное.

Преподавание имело также и сугубо политический уклон. В период Нового царства обитателями детских покоев — где дети и жили, и учились — были также сыновья иноземных вассалов, привезенные ко двору в расчете на то, что они, ознакомившись с египетским образом жизни, навсегда останутся верными фараону. Поэтому будущий Аменхотеп II и его друзья контактировали с нубийскими и азиатскими князьями, приобретая тем самым более космополитические взгляды, чем их предшественники. Возможно, этим объясняется тот факт, что Египет и Митанни, десятилетиями находившиеся в состоянии войны, в правление Аменхотепа II заключили наконец мирный договор. По мере того как Египет пытался перевоспитать своих соседей, они в свою очередь оказывали на него глубокое влияние.

При XVIII династии главной детской резиденцией царей был Гуроб, утопающая в зелени усадьба на плодородной Файюмской низменности. Цари строили здесь свои увеселительные дворцы с незапамятных времен. Озеро Биркет Карун [165]привлекало множество птиц, что обеспечивало отличную охоту, а женщины царской семьи, проживавшие в особом гаремном дворце, могли вволю заниматься ткачеством, поскольку необходимый материал поставляли с обширных полей льна, которым славился Файюм. Гуроб был местом для женщин и детей, отдыха и веселья. Принцессы и дочери знати, сидя у ног своих матерей, учились всему, что требовалось для хорошо воспитанных девушек: ткать, петь, танцевать и, возможно, читать и писать. Образование мальчиков, как принцев, так и простых смертных, строилось на основе более жесткой дисциплины. Нигде это не проявлялось так отчетливо, как в школах писцов, ибо грамотность в Древнем Египте была ключом к власти.

Чтение и письмо были основными предметами в школе «Детских покоев», которой руководил старший писец Дома царских детей. Ученики овладевали скорописью, многократно копируя образцы пером и чернилами на папирусе [166]. Достигнув в этом успеха, они приступали к изучению более длинных классических текстов, таких как «Сказание о Синухе» времен Среднего царства или особенно популярный «Кемит» («Изборник») — собрание образцовых текстов для обучения писцов. Он не только помогал отточить искусство письма, но и способствовал повышению морального уровня учащихся. В книге подчеркивались преимущества грамотности и высокий статус, который дает профессия писца: «Знай же: какую бы должность ни занимал писец при дворе, он никогда не будет бедным» [167].

Та же тема разрабатывается в другом учебном тексте, так называемой «Сатире профессий». В ней высмеиваются разные профессии и воспевается труд писцов:

Изучение подобных текстов путем зубрежки было своего рода промывкой мозгов. Однако эти идеализирующие сантименты скрывали грубую действительность школьной среды. Учителя Древнего Египта, как и диккенсовской Англии, искренне принимали на веру принцип «Кто дитя не бьет, тот его портит». Согласно одной из поговорок Нового царства, «уши мальчика на спине его: он слышит, когда его бьют» [169]. Дисциплина, поддерживаемая учителями, должна была подготовить учеников к жестким условиям государственной службы. Жесткость и требовательность обучения точно отражали стиль управления в Древнем Египте. Царский двор, при всей его роскоши, не был местом для изнеженных интеллектуалов. Честолюбие, настойчивость, стойкость и мужественная энергия — вот что ценилось государственной машиной, и в «Детских покоях» старались вдолбить эти качества ученикам.

После того как юные принцы и их соученики овладевали египетским языком, им начинали преподавать вавилонский — устный и клинопись, язык дипломатии того времени. Египет уже не мог строить международные отношения лишь на чувстве собственного превосходства. Новая политическая ситуация требовала знания иностранных языков и культур. В программу обучения входили также математика и музыка, поскольку способность если не играть и петь самому, то оценить исполнение артистов была непременным требованием для членов изысканного общества. Твердые знания основ военной стратегии были особенно важны для будущего царя и полезны его товарищам. Юный Аменхотеп II, без сомнения, изучал, помимо литературных, математических и музыкальных папирусов, рассказы о знаменитых сражениях, и уж точно — о великой победе его отца при Мегиддо.

В мире XVIII династии преобладало мужское начало: от царя ожидали, что он сам поведет войска в бой и продемонстрирует чудеса храбрости пред лицом врага. Поэтому тренировка тела была не менее важна, чем воспитание ума. Будущего лидера старательно готовили к жизни, требовавшей энергичных физических усилий. Бег, прыжки, плавание, гребля и борьба входили в расписание еженедельных занятий, воспитывавших силу, выносливость и дух товарищества. Сеннефер и Кенамон, по-видимому, предпочитали умственные развлечения — судя по явному отсутствию упоминаний о физических свершениях в их биографиях, но их царственный соученик, будущий Аменхотеп II, получал удовольствие от тренировок. Он был выше и крепче большинства современников, увлекался спортом и достиг выдающихся успехов в гребле и беге. Однако особенно его привлекала стрельба из лука. Живя в царском дворце Тьени, он брал уроки у местного управляющего, Мина, который, надо полагать, сам был отличным стрелком. Он наставлял юного принца, советуя ему: «натягивай тетиву до ушей твоих» [170]. Мы знаем об этом, потому что Мин гордился этими воспоминаниями и велел запечатлеть столь дорогой для него момент на стенах своей гробницы.

В подростковом возрасте Аменхотеп, «прекрасный, весьма разумный юноша» [171], достиг такого совершенства в стрельбе, что мог якобы попасть с движущейся колесницы в медную мишень. Мы могли бы усомниться в правдоподобии столь сказочного проявления царской силы и ловкости — если бы не множество других свидетельств исключительного мастерства Аменхотепа. Среди самых ценных его вещей был богато украшенный составной лук из рога и дерева наилучшего качества [172]. Стрельба из лука упоминается или изображается на монументах времен правления Аменхотепа чаще, чем любая другая его деятельность — что явственно указывает на сильную увлеченность царя. Описана ситуация, когда он, желая продемонстрировать свое непревзойденное мастерство, вызвал на состязание своих приближенных, заявив: «Всякий, чья стрела пронзит мишень столь же глубоко, как стрела его величества, получит эти вещи [в награду]». [173]Этот уникальный случай соревнования между царем (которого считали богом) и его подданными (простыми смертными) ярко раскрывает нам характер Аменхотепа. Его свершения способствовали тому, что образ «царя-спортсмена» стал важнейшим элементом идеологии Нового царства.