Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

Сеннефер — один из немногих сановников Нового царства, чья личность просвечивает сквозь строки официальных надписей благодаря сохранившимся в гробницах подробностям. Гробниц было две; хотя Сеннеферу (как и его брату) была дарована редчайшая привилегия погребения в Долине царей, вторая, фиванская, гробница более знаменита [156]. Ее прозвали «Гробницей виноградных лоз», поскольку потолок погребальной камеры, нарочито неровный, украшен лепным расписанным узором, изображающим лозу со свисающими кистями винограда. При взгляде на него возникает образ Сеннефера-эпикурейца, сановника, «проводящего свои дни в довольстве» [157]. Впечатление подкрепляют и настенные росписи, и прекрасной работы статуи Сеннефера и его жены, причем на обеих имеется одна и та же интересная деталь: подвеска в форме двух соединенных сердец. Сеннефер носил ее на шее. На подвеске начертано тронное имя Аменхотепа II — по-видимому, это был подарок царя, самое ценное украшение Сеннефера, талисман и символ царской милости. Недаром он описывал самого себя как человека, который «тешит сердце царя» [158]. Необычно также то, что статуя Сеннефера подписана двумя скульпторами, создавшими ее: Аменмесом и Джедхонсу. Они называют себя «превосходными чертежниками храма Амона». Сеннефер, видимо, использовал свои связи в Ипет-Суте, чтобы заполучить искусных мастеров для собственного проекта. Такие сделки наверняка были распространены как личный аспект служебного положения.

Еще яснее характер Сеннефера виден из удивительной находки: запечатанного и невскрытого письма, адресованного им некоему Баки, хозяйственному чиновнику из города Хут-сехем (ныне Ху), к северу от Фив. Целью послания было предупредить о прибытии Сеннефера в Хут-сехем, где он намеревался проследить за отгрузкой какого-то продовольствия. Сеннефер высокомерно запугивает своего подчиненного:

«Берегись, если я останусь недоволен тем, как ты служишь… Помни о сем и не смей ослаблять старания, ибо я знаю, что ты медлителен и любишь вкушать пищу лежа» [159] .

Возможно, Баки и заслуживал такой взбучки, но вполне вероятно, что Сеннефер, надменный наместник Фив, обращался в том же тоне ко всем нижестоящим. Напыщенности сопутствовали гордыня и наглость — таковы были повадки вельмож во все века истории [160].

Никто из сановников XVIII династии не выказывал своего самодовольства более бесстыдно, чем четвертый из нашего высокопоставленного квартета — главный управляющий хозяйством Аменхотепа II, Кенамон. Подобно Сеннеферу и Аменемопету, Кенамон вырос в дворцовом гареме, где его мать служила кормилицей будущего царя. Он именовал ее не иначе как «великой нянькой, которая взрастила бога» [161]. Кенамон был, по сути, молочным братом наследника; дружба, завязавшаяся между двумя мальчиками, сохранилась и в зрелые годы, принеся Кенамону немалые дивиденды, когда его товарищ по детским играм взошел на трон.

Карьера Кенамона началась на военном поприще: он сражался рядом с царем во время сирийской кампании. Юношеская дружба стала еще прочнее на поле боя, но, кроме того, Аменхотеп II, несомненно, должен был отметить преданность и физические качества Кенамона. Вернувшись с войны, царь назначил Кенамона управляющим в Перунефер, который представлял собой гавань и морскую базу в северном Египте. Вскоре последовало повышение, за верную службу Кенамон получил поистине «теплое местечко»: должность главного управляющего, надзирающего над всеми поместьями царя.

Надзор за земельными угодьями и другим имуществом для снабжения двора был весьма важным делом. Ежедневные обязанности Кенамона заключались в управлении загородной резиденцией царской семьи. По-видимому, эта должность была ему по душе, так как скучные административные дела часто перемежались развлечениями — выступлениями танцовщиц, музыкантов и церемониями подношения экзотических даров царю на новый год.

Гробница Кенамона в Фивах соответствует экстравагантности его характера: в ней на стенах оставлено как можно больше места для прославления хозяина в веках. В этом несокрушимом памятнике своему эго Кенамон мог дать волю неуемной страсти к титулам. Мы и сегодня можем прочесть перечень из восьмидесяти эпитетов; однако лишь немногие из них означают реальные должности. По большей части они только подчеркивают привилегированное положение Кенамона при дворе, в качестве члена ближнего круга царя, его принадлежность к элите и высокий чин: носитель царской печати, доверенное лицо, горячо любимый друг, распорядитель спальни, носитель опахала владыки Двух Стран, писец царя, помощник царя, повсеместный посланник царя… Список кажется бесконечным.

Кенамон изобретал и более замысловатые формулы, чтобы похвалиться своим положением: «главный спутник придворных; надзиратель над надзирателями, вождь вождей, величайший из великих, управитель всей страны»; «тот, кто, обратив свое внимание на нечто вечером, рано утром на заре увидит сие исполненным». Лексика Кенамона становится еще более напыщенной, когда он подчеркивает свою преданность царю: «творящий справедливость по слову владыки Двух Стран»; «доставляющий удовлетворение государю»; «вдохновляющий царя своей непревзойденной надежностью»; но самым смехотворным из всех, пожалуй, является утверждение: «сердечно ценимый Гором» [162]. Мало кто из египетских вельмож демонстрировал подобное опьянение собственным красноречием.

Однако за этим фасадом похвальбы и тщеславия крылась потайная изнанка жизни Кенамона. Благодаря своему привилегированному положению в ближнем кругу правителя он обладал идеальными условиями для сбора придворных сплетен — и в частности, для козней против самого царя. Должность главного управляющего служила отличным прикрытием для тайной слежки, которую осуществлял «хозяин секретов», т. е. глава службы внутренней безопасности царя. Тайное назначение Кенамона заключалось в том, чтобы быть «глазами царя Верхнего Египта, ушами царя Нижнего Египта» [163].

Двор XVIII династии, подобно английскому двору при Елизавете, имел сложную структуру, поддерживаемую сетью соглядатаев, наблюдавших и за высокопоставленными лицами, и за простым народом на предмет проявлений недовольства. Кенамон относился к Аменхотепу II как Уолсингэм — к Елизавете I: предельно преданный монарху, уверенный в своей власти и не боящийся нажить себе врагов [164].

И враги у него явно имелись. После смерти и погребения Кенамона кто-то тщательно сбил великолепные рельефы в его фиванской гробнице. Долото злоумышленника не оставило нам ни единого его изображения. Тому же посмертному поношению подвергся и Рехмира, образцовый визирь. Их истории весьма поучительны — они свидетельствуют, что высокие посты в Древнем Египте могли привести к великой непопулярности. За красиво расписанным официальным фасадом пряталась неудобная правда.