Стивен Рансимен - Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле

Она приносила вред и франкам Востока, находившимся далеко за пределами Сирии. Непрочная Латинская империя Константинополя выживала главным образом благодаря помощи итальянцев, которые боялись потерять свои торговые концессии. Венеция, владевшая собственностью в самом Константинополе и на Эгейских островах, была особенно заинтересована в ее сохранении. Поэтому Генуя активно поддержала Михаила Палеолога, энергичного греческого императора в Никее. Михаил уже заложил фундамент для возрождения Византии на Пелопоннесе в 1259 году своей великой победой при македонской Пелагонии, где Гийом де Вилардуэн, князь Ахейский, попал в плен со всеми его баронами и вынужден был уступить крепости Майна, Мистра и Монемвасия, которые господствовали над восточной половиной полуострова. В марте 1261 года Михаил подписал договор с генуэзцами, дав им привилегии на всех своих землях, нынешних и будущих. 25 июля при помощи генуэзцев его войска вступили в Константинополь. Латинская Романия, дитя Четвертого похода, окончила свои дни. Христианскому Востоку она не принесла ничего, кроме зла.

Таким образом, итогом раздора, начавшегося из-за древнего монастыря в Акре, стало возвращение Константинополя под власть византийцев и падение Латинской империи. Это стало огромным ударом по престижу латинян и самого папы и триумфом для греков. Но Византия, даже вернув себе столицу, уже не была той экуменической империей, которой была в XII веке. Теперь это было всего лишь одно государство из многих. Кроме еще остающихся латинских княжеств, на Балканах возникли сильные болгарские и сербские царства; а вытеснить тюрок из Анатолии, хотя монголы и подорвали силы сельджукского султаната, не было никакой надежды. Более того, возвращение в прежний дом лишь усугубило проблемы императоров, а не придало им новые силы. Главными выгодоприобретателями оказались генуэзцы. Они проиграли в Сирии, но их альянс с Византией дал им контроль над черноморской торговлей, чей объем и важность возрастали по мере того, как благодаря монгольским завоеваниям развивались караванные пути, ведущие через Центральную Азию.

В Утремере Жоффруа де Саржин, авторитет которого опирался на память о Людовике Святом, восстановил какое-то подобие порядка между баронами королевства. Итальянские моряки продолжали воевать друг с другом, но активные боевые действия на суше прекратились, но Монфоры и Ибелины уже не могли вернуться к былой дружбе. Тамплиеры и госпитальеры не желали забыть о давнишней вражде; а Тевтонский орден, не видя для себя будущего в Сирии, стал уделять главное внимание далеким балтийским берегам, где начиная с 1226 года он получал земли и замки в обмен на помощь в укрощении и обращении язычников, пруссов и ливонцев.

Авторитет Жоффруа не распространялся на графство Триполи. Там неприязнь Боэмунда к его вассалу Генриху Джебейльскому прорвалась открытой войной. Не только Генрих отверг верховную власть Боэмунда и при помощи генуэзцев жил в полной независимости, но и его кузен Бертран, глава младшей ветви рода Эмбриако, напал на самого Боэмунда в Триполи. Вдовствующая принцесса Люсьена, лишенная положения регентши, все же сумела сохранить многих римских любимчиков на важных постах в графстве, к ярости местных баронов. У них нашлись главари в лице Бертрана Эмбриако, владевшего крупными поместьями в Джебейле и окрестностях, и его зятя Жана Антиохийского, сеньора Ботруна, троюродного брата Боэмунда. В 1258 году бароны пошли на Триполи, где жил Боэмунд, и осадили город. Боэмунд совершил вылазку, но потерпел разгром, а сам Бертран ранил его в плечо. Он был вынужден сидеть под осадой в своей второй столице, пока тамплиеры не прислали людей к нему на помощь. Боэмунд горел жаждой мести. Однажды, когда Бертран ехал через одну из своих деревень, несколько вооруженных крестьян внезапно напали на него и убили. Ему отрезали голову и послали в дар Боэмунду. Никто не сомневался, что убийство инспирировал он сам. Пока что оно послужило своей цели. Мятежники были укрощены и удалились в Джебейль. Но затем разгорелась кровная вражда между Антиохийским домом и родом Эмбриако.

Правление Жоффруа де Саржина закончилось в 1263 году. Королева Кипра Плезанс умерла в сентябре 1261 года, и ее смерть встретили глубокой скорбью, ибо она была известна своими высокими принципами. Ее сыну Гуго II было восемь лет, и Кипру с Иерусалимом потребовался новый регент. У отца Гуго Генриха I было две сестры. Старшая, Мария, вышла замуж за Готье де Бриенна и умерла молодой, оставив сына Гуго. Младшая, Изабелла, вышла за Генриха Антиохийского, брата Боэмунда V, и еще была жива. Ее сын, тоже Гуго, был старше своего кузена Бриенна, которого Изабелла растила вместе с собственным сыном. Гуго де Бриенн, хотя и был ближайшим наследником трона, не хотел соперничать с теткой и ее сыном за регентство. После обсуждения Высокий суд Кипра, постановив, что из мужчины получится лучший регент, чем из женщины, пренебрег притязаниями Изабеллы в пользу ее сына, которого и назначил регентом, так как он был старшим принцем королевской крови. Высокий суд Иерусалимского королевства получил больше времени на размышление. Только весной 1263 года Изабелла явилась в Акру вместе со своим мужем Генрихом Антиохийским. Тамошние дворяне фактически приняли ее как регентшу, но, выказав невиданную дотоле принципиальность, отказались принести ей вассальную присягу. Они готовы были сделать это только в присутствии короля Конрадина. Жоффруа де Саржин ушел в отставку с поста бальи, который регентша после этого отдала своему мужу. Сама она с радостью вернулась без него на Кипр.

Изабелла умерла на Кипре в следующем году, и место регента Иерусалима снова стало вакантным. Гуго Антиохийский, регент Кипра, претендовал на него как ее сын и наследник, но Гуго де Бриенн выдвинул встречную претензию. Он заявил, что по обычаю Франции, который соблюдался и в Утремере, сын старшей сестры шел перед сыном младшей, независимо от того, какой из двоюродных братьев старше по возрасту. Но законники Утремера посчитали, что решающим фактором является родство с последним держателем поста. Поскольку регентшей признали Изабеллу, то ее сын Гуго имел приоритет перед ее племянником. Дворяне и государственные мужи единодушно признали его и принесли ему присягу, в которой отказали его матери. Коммуны и иностранные колонии поклялись ему в верности, также его признали и Великие магистры Храма и Госпиталя. Хотя итальянцы пока еще воевали друг с другом на море, в королевстве воцарилась всеобщая, хотя и неглубокая атмосфера примирения, главным образом благодаря энергичности Гуго. Он не назначил бальи, который бы действовал от его имени на материке, а ездил туда-обратно между Кипром и Акрой. Пока он находился на острове, делами на большой земле занимался Жоффруа де Саржин, который снова стал сенешалем. Весьма удачно, что управление оказалось в руках уважаемого человека, ибо впереди ждали великие и все более грозные опасности.