Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Последний, таким образом, согласно изложенному взгляду, не «встретил» этого высшего примата во вновь заселяемых землях, и не сосуществовал с ним равнодушно по всей эйкумене с древнейших времен до недавнего времени, — человек развивался и расселялся отталкивая и оттесняя от себя это «зло». Расселяясь по земле, люди заставляли там самым отходить палеоантропов в соседние незанятые людьми районы. Люди расселялись по великим рекам, палеоантропы тем самым были принуждены расселяться преимущественно по великим междуречьям, то есть по водоразделам. Люди оттеснили палеоантропов на края эйкумены, в том числе на Крайний Север, а освоив крайний северо-восток Азии толкнули палеоантропов к перемещению на Американский материк. Подчас палеоантропы оказывались зажатыми между двумя сдвинувшимися «краями эйкумены» — между двумя потоками расселения людей. Так, не одними биогеографичеокими факторами, но и историей людей определились основные линии распространения по земле и реликтового обитания «ночного (снежного) человека». По крайней мере так можно построить достаточно непротиворечивую и цельную рабочую схему.

Эта идея антропогенеза через поляризацию, которая представляется мне столь плодотворной, глубоко отлична от идеи гаммы или шкалы эволюционных ступеней, постепенно ведущих от обезьяны к современному человеку. Представление об этой простой лестнице долго владело умами дарвинистов. Но его же косвенным плодом оказались глубоко враждебные научной истине попытки деления живущих на земле людей на эволюционно высших и низших.

Тут я подошел к самому глубокому разногласию, разделяющему меня с А. Сэндерсоном. В главах 16 и 17 его книги есть положения, которые я считаю долгом решительно отвергнуть. Обиднее всего, что к ним автора привел отнюдь не какой-либо злостный расизм. Напротив, автор подчеркивает, что, по его мнению, три большие расы людей отнюдь не отличаются друг от друга духовными способностями. Им руководит естественнонаучный эволюционизм, ему кажется, что благодаря «снежному человеку» он имеет, наконец, возможность перечислить все звенья, протянутые природой между обезьяной и человеком, и тем самым опровергнуть, наконец, догмат о сотворении человека по образу бога, показать, кому надо верить: Священному Писанию или Дарвину. Но так или иначе, движимый эволюционизмом, А. Сэндерсон впал в глубокие ошибки. С одной стороны, как мы уже знаем, он разделил данные о «снежном человеке» на четыре группы по признаку все большего отдаления от человека, причем одной из них, прото-пигмеям, приписал отнюдь не животное свойство: пользование хотя бы самой примитивной формой языка. С другой стороны, живущих на земле людей А. Сэндерсон тоже разделил на две неравные группы, выделив среди них наряду с тремя равноценными большими расами три малые «примитивные расы», «суб-людей», а именно: австралийцев, бушменов и пигмеев. Он утверждает к вящей славе эволюционизма, что «нет резкой грани между настоящими людьми и суб-людьми», что «мы даже не знаем, где кончается суб-человек и начинается человек». Шкала от человека к обезьяне получилась действительно «скользящая», но оскорбляющая целые народы.

В противовес этому я должен повторить то представление о Homo sapiens, которое является азбучным для каждого советского антрополога. Есть «род человеческий», «вид человеческий», в котором нет никаких подвидов и разновидностей. Все народы на земле являются одинаково древними, так как произошли от единого предкового вида, в единой, хоть и широкой, географической области (монофилизм, моноцентризм). Можно ли обнаружить в физической организации ныне живущих людей те или иные признаки «суб-людей», то есть палеоантропов? Можно, но эти индивидуальные или популяционные атавизмы, будь то неандерталоидные или даже куда более древние, например, рудиментарный хвост, не бывают доминирующими, ничего не меняют в главном, что характеризует и отличает человека в его морфологии и психических способностях. Различия между расами касаются лишь совершенно второстепенных соматических оттенков. Нет никаких «переходных» типов людей от Homo sapiens к чему либо другому. Между прочим, все живущие на земле люди имеют язык, владеют членораздельной речью, а ни одно животное, включая реликтового гоминоида, не имеет никакого примитивного языка.

В противоположность А. Сэндерсону, я не думаю, что открытие реликтового гоминоида уже само разрешает проблему перехода от животного к человеку. Скорее оно снова ставит эту проблему, причем вплотную, непосредственно. Решение же будет найдено другими открытиями, которые неизбежно последуют.

Кстати, поскольку мы заговорили о происхождении членораздельной речи, о «второй сигнальной системе», дальнейшие исследования реликтового гоминоида в фазе размежевания с ним неоантропа сулят великие научные перспективы. Не является ли в этой проблеме недостающий звеном стадия односторонней речи? Ведь если даже собака может давать дифференцированную реакцию на 60–80 различных речевых сигналов, ничего не «отвечая», то как же велики возможности такого воздействия на высокоразвитого бессловесного гоминида! Придет час, и в лабораториях или природных условиях будут осуществлены великолепные опыты над палеоантропом, стоящим у порога «второй сигнальной системы».

Я не хотел бы все-таки считать вопрос об идентификации «снежного человека» с палеоантропом (неандертальцем) решенным вопросом. Пусть сказанное выше будет принято только как размышление вслух. Слишком еще много нового и неизвестного во всей этой проблеме. К тому же отнюдь не своевременно было бы нейтрализовать общность многих наших аргументов со сторонниками «антропоидной» версии. Мы являемся научными союзниками против всех, кто отрицает самую реальность «снежного человека». Мы, например, союзники в том, что привлекаем внимание научных кругов к биогеографической основе распространения «снежного человека». Обе версии считают «снежного человека» животным, то есть объектом зоологии, и поэтому рассматривают его в тесной связи с проблемой его биотопов, ищут его базу в природной среде. Правда, при этом «гоминидная» версия делает акцент на том, что он — эврибионт, даже убиквист, а «антропоидная» версия принуждена жестче связывать его с животной и даже с растительной средой (что не оказывается удачным!). Но до известных пределов между обеими версиями все же налицо общность биогеографического метода.

Точно так же и в генетических вопросах наши позиции до известных пределов примиримы. «Гоминидная» версия не исключает того, что среди обезьян прямых предков гоминид можно искать в Азии — в миоценовой и плиоценовой фауне, подобной сиваликской. Но ведь затем эти предки могли расселиться по теплым странам. Прегоминид мы находим в Южной Африке, откуда они позже выплескивают в более северные районы Африки и Евразии архантропов — обезьянолюдей. Где-то в восточной части Средиземноморья и прилегающих странах обосновалась «обобщенная» форма пранеандертальцев, и там же, возможно, началась поляризация примитивных палеоантропов и сапиентных, прогрессивных форм. Кажется, оттуда началось расселение и Homo sapiens L., и Homo troglodytes L.