Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Итак, геноцид везде и повсюду был порождением органического национализма, подчиненного воле государства. Мы знаем, что это за государство – это нацистская Германия. Немцы и славяне, сербы и хорваты могли с такой беспощадностью убивать друг друга только в XX столетии. Последняя трагедия евреев – это трагедия Современности: они стали главной жертвой формирующегося органического национального государства. Пусть и не до конца «окончательное решение» укладывается в мой тезис 1: это была темная сторона демократизирующегося государства-нации.

ГЛАВА 11

Чистки в коммунистическом мире: Сталин, Мао, Пол Пот

ВВЕДЕНИЕ: РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ- МАРКСИСТЫ

В массовых насилиях XX столетия проявили себя и коммунистические режимы. Кто-то называет это геноцидом, но я с этим не согласен. В этой главе мы обсудим три страны, понесшие огромные человеческие потери: сталинский СССР, маоистский Китай и полпотовскую Камбоджу. Они принадлежали к социалистическому лагерю и исповедовали марксистскую теорию исторического развития. Эти страны прошли через схожие кровавые чистки разных масштабов. Более поздние режимы брали за образец «старшего брата», достигая тех же побед и терпя те же поражения. Красные кхмеры приняли за точку отсчета общественное устройство Китая и Советского Союза (также Вьетнама и Северной Кореи), сам Китай считал эталоном СССР. Перед ними стояла одна и та же фундаментальная задача: революционизировать аграрную страну и сделать ее современным индустриальным государством. Камбоджа была более аграрной, чем Китай. Китай, в свою очередь, был более аграрным, чем Советский Союз. Разница между ними лежала в двух измерениях: степени технологической отсталости и историческом времени.

Объекты нашего интереса отличаются от всего того, что мы обсуждали ранее. Государственная политика этих стран, за редкими исключениями, не была направлена против этнических групп, поэтому та терминология, которой мы пользовались до сих пор, не вполне релевантна. О геноциде тут не идет и речи, коммунисты никогда не ставили перед собою цель истребления целых народов. Врагов определяли по классовому признаку, а не по этническому. Для коммунистов понятие народовластия было замещено понятием пролетарская власть, а еще точнее – властью партии – авангарда пролетариата. Революционеры возглавили государство, когда обветшавшие режимы, ослабленные войной, рухнули и пришедшие им на смену коммунисты получили кредит народного доверия в качестве защитников страны от иностранных агрессоров. Пролетарская партия стала партией всей нации, внутренние классовые враги стали считаться предателями народа, марионетками международного империализма. Классовая идея подчинила себе идею этнонационализма – фактически это инверсия моего тезиса 2.

Революционные партии были вооружены новой идеологией. Теория марксизма давала им (во всяком случае, они в это верили) научное знание исторических процессов и ключ к фундаментальной трансформации всего общества. Во главе угла лежали экономические и политические преобразования, создание общества всеобщего изобилия, более демократического, чем то, которое предлагала либеральная демократия. Новая идеология и экономическая теория провозгласили рабочих хозяевами средств производства – материального базиса пролетарской демократии. Страна была устремлена в будущее, чему явно противоречило настоящее: отсталая промышленность и сельское хозяйство, равно как и диктатура партии, сменившая монархическую автократию. Но диктатура пролетариата, осуществляемая передовой партией, рассматривалась лишь как временный, переходный этап, что внушало искренние надежды на демократизацию общества в будущем и могло примирить народ с текущей реальностью. Вначале социальному органицизму противодействовал принцип внутрипартийной демократии, но вскоре он выродился в диктатуру партии, а потом и в личную диктатуру над партией. Движущей силой созданной ценностной системы (по Максу Веберу) стали акторы ценностно-рационального действия, ставящие свои цели превыше всего остального, готовые пожертвовать инструментальной рациональностью во имя будущего и во имя партии, знающей, как добиться этих целей. Такая идеология требовала очищения партии изнутри, превращения ее членов в нового социалистического человека и насильственного подавления классовых врагов. Ранние марксисты считали, что после краткой вспышки революционного насилия эксплуататорские классы будут разгромлены и ассимилированы в социалистическом обществе. Русские большевики пошли другим путем. Основываясь на их опыте, китайские коммунисты и красные кхмеры приступили к революционным преобразованиям без радужных надежд на их скорое исполнение. Оба государства наращивали военную силу. В России большевики без труда захватили власть, но за этим последовала жестокая гражданская война. В случае Китая и Камбоджи власть пришлось завоевывать в процессе долгой, трудной и чрезвычайно кровопролитной гражданской войны, осложненной внешней интервенцией. Вооруженная борьба привнесла в марксизм дух милитаризма. Так создавались партийные государства, воплощавшие высокоидео- логизированный и милитаристский социализм.

Между захватом власти и осуществлением революционных идеалов лежала огромная дистанция. Победившая партия оказалась один на один с патриархальным, инертным общественным укладом и многочисленными врагами как внутри, так и за пределами государства. Капиталисты, помещики, мелкая буржуазия, монархия, церковь были обречены на уничтожение, но всячески сопротивлялись этому, опираясь на помощь извне. Революционеры умеренного крыла, более склонные к компромиссам, предлагали «постепенное врастание в социализм» и бюрократизацию государства-партии. Радикалы отвергали такой позорный компромисс и требовали подавления любого сопротивления любой ценой. Гражданские войны сыграли на руку радикализму и адептам вооруженного насилия. Теория Маркса этого не предусматривала, но радикализация была необходима, чтобы удержать власть и спасти революцию. Коммунистические режимы, построенные на костях и крови, вовсе не стремились к преднамеренному уничтожению людей. Эти последствия естественно вытекали из марксистской схемы революционных преобразований: для победы была нужна принудительная трудовая мобилизация, обрекавшая народ на голод, болезни и смерть, как это было во францисканских миссиях в Калифорнии в XVIII веке (см. главу 4). Миссионеры хотели построить Царство Божье на земле, но принесли новообращенным смерть. В таблице 1.1 это классифицируется как «война по ошибке». Коммунисты пошли много дальше. Когда революционные реформы начали пробуксовывать, они обвинили в этом внутренних врагов, вредителей и саботажников. Они были готовы пожертвовать и своей и чужой жизнью, что я называю «безжалостной гражданской войной» или «ошибочными революционными проектами». В Китае жертвой революции стали помещики, в России – кулаки. Если власть взвинчивала революционный террор до последнего предела как узаконенное возмездие за сопротивление, начинался политицид – уничтожение всех оппозиционно настроенных слоев. Новые марксисты разработали органическую концепцию народа не по этнической, а по классовой принадлежности. Народом стал пролетариат, а все, кто ему противостоял, стали врагами народа. Тут возникало искушение уничтожить враждебные классы физически. Это я называю классицидом 71 . Классицид проводили все три режима, в Камбодже – в самой ужасающей форме. Между радикалами и прагматиками вскоре обозначился раскол. В отличие от фашистов, у коммунистов не было принципа верховного вождя, поэтому им было непросто справиться с оппозицией.