Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Совершенно непредсказуемо приговор, подписанный евреям, обрек на ту же судьбу еще один, куда меньший космополитический народ – цыган.

Как я уже указывал в этой книге, антисемитизм не был исключительным и самодостаточным феноменом. Тяжелее всего евреям приходилось там, где их считали пособниками или агентами влияния внешнего врага. Хелен Файн (Fein, 1979: 44-58, 88) пишет, что лишь в одной из девяти этнически однородных стран Европы (более 75% граждан одной веры и одного языка) сколь-либо сильно проявилось антисемитское движение, по сравнению с 6 из 10 этнически смешанных государств. Евреи становились козлом отпущения там, где радикальные националисты ассоциировали их с иной, реальной угрозой. Наиболее развернутый анализ этой связи я сделал в главе 9 книги «Фашисты». Фашистские партии набирали максимум голосов на выборах в тех румынских округах, где были сильны еврейские, мадьярские или немецкие диаспоры. Как и всегда, положение евреев было угрожающим, если государство-нация почему-либо связывало их с другими врагами. Что бы случилось, если бы немецкие нацисты не обладали такой огромной военной силой и влиянием на страны-сателлиты? Альтернативная история – занятие сомнительное, тем не менее мы неопровержимо знаем, что в межвоенный период в Европе пышным цветом расцвел органический агрессивный национализм. Нацистская Германия лишь плеснула бензина в этот костер, но не она его развела. Начиная с 1925 г. большинство европейских правительств отказались от идеи мультикультурализма, закрепленной в конституции. В реальности Польша была для поляков, Эстония для эстонцев, Румыния для румын и так далее. В трех странах национализм проявил себя менее агрессивно. Итальянский фашизм вначале расценивал нацию как культурный, а не этнический феномен, естественно, не включая в это понятие африканцев из колоний. Итальянцы достаточно терпимо относились к славянам на завоеванных территориях, но не желали предоставлять им право гражданства. Наиболее враждебную реакцию вызывали славяне (а также и евреи) в Триесте, это потянуло за собой цепную реакцию антиславянских выступлений (см. «Фашисты», глава 4). К счастью для Болгарии, ее органический национализм (направленный против турок и других мусульман) не принял уродливых форм, благодаря сложившимся геополитическим обстоятельствам того периода. Чехословакия, возможно, была наиболее либеральной страной Восточной Европы, но и там мультикультурализм дал трещину по отношению к судетским немцам и словакам, что подтолкнуло многих из них к фашизму и впоследствии к кровавым чисткам.

Национализм был сильнее этатизма практически во всем регионе. Националистические движения стали объектом научного интереса прежде всего потому, что они спровоцировали массовые убийства евреев во имя все того же органического национализма. Это было военное время, и парламентские дебаты о формах государственности были совершенно неуместны, когда надо было убивать врагов. Соответственно, либеральная демократия была отвергнута, авторитаризм усилился, милитаризм стал моделью, по которой выстраивалось государство. Этатизм перестал быть риторикой, он стал реальностью. Таким образом (если бы не возникло сильной контртенденции), органический национализм, этатизм, преследования политической оппозиции и этнических меньшинств возобладали бы во всей Европе, даже если бы нацистской Германии не существовало. Дискриминации в той или иной степени подверглись бы цыгане, евреи и другие, более крупные народы, находящиеся в меньшинстве. Что касается цыган, случайных жертв эсе совской идеологии, альтернативный сценарий достаточно ясен. Если бы не было нацистов, они бы существовали, страдая от дискриминации (как и сейчас), но они жили бы. Думаю, что тоже самое можно сказать о душевнобольных и умственно неполноценных, свидетелях Иеговы, Иннокентьевнах, гомосексуалистах и других группах. Тот же самый альтернативный сценарий приложим и к другим нееврейским меньшинствам: вся та же дискриминация, ущемления гражданского статуса, вынужденная эмиграция. В отношениях между сербами и хорватами возникла бы более сильная напряженность, что и случилось много позднее. Если бы не существовало нацистской Германии, такие крупные этнические меньшинства, как немецкие диаспоры, польские украинцы, были бы поставлены перед выбором: или остаться на своей земле, подвергаясь дискриминации в трудовой занятости, образовании, гражданских правах, или эмигрировать. Это было бы легче сделать немцам, чем украинцам, ведь у немцев было собственное государство, историческая родина. Любые перипетии могли бы сопровождаться насилием и даже смертью сотен людей. Политические меньшинства испытали бы преследования, аресты, возможно, были бы и смертные приговоры. Трудно представить себе Восточную и Центральную Европу того периода без этнических чисток пусть даже и самыми ненасильственными способами. Это был общий тренд в Европе на протяжении XX столетия. Половина континента сдвигалась в сторону, противоположную политической толерантности. Либералы и социал-демократы были разгромлены – вдвойне печально, потому что именно они стояли плотиной на пути органического национализма и антисемитизма.

Но какой альтернативный сценарий ожидал евреев? Даже и без нацистов никуда бы не делась многовековая традиция считать евреев врагами современного национального государства. Именно евреи создали сионизм, мечтали о собственном государстве в Палестине, и это государство осуществилось в его самой органической и репрессивной форме. Антисемитизм был стойким трендом, и он усиливался всякий раз, когда общество сотрясали политические и экономические кризисы. Врагами неизменно становились евреи, а защитой от них – органический национализм. Либералы не смогли бы справиться полностью с такими вспышками антисемитизма, но они могли бы обладать большим влиянием в Европе, если бы нацизм не покорил Германию. У консерваторов было больше возможностей вывести евреев из-под прямого удара путем компромисса с популистским национализмом на уровне экономической и гражданской дискриминации, но без массовых убийств. Несомненным является одно: без Гитлера и его «жидобольшевистских» фобий, без структурированного нацистского движения, без военной мощи Германии никакого геноцида не было бы. Трудно представить себе любую из группировок, описанных в этой главе, будь то итальянские чернорубашечники или усташи, способной на проведение целенаправленного геноцида. Они сражались с ветряными мельницами, считая их чудовищами. Они обращались к насилию, террору, убийствам, но их изначальной целью было выдавливание евреев и других чужаков за пределы страны – вынужденная эмиграция. Сломленные под таким давлением, многие бы уехали, куда глаза глядят, как это бывало с евреями в Российской империи или происходит с балканскими мусульманами с 80-х гг. XIX века и по сей день. Консерваторы могли бы провести демаркацию между «своими» и «чужими» евреями. Прагматичные политики никогда не стремились к разрыву экономических связей и массовому исходу из страны трудолюбивых евреев. Современники могли бы стать свидетелями таких неприятных картин, как массовые депортации неимущих евреев и их насильственное возвращение в страну, корабли-галоши, на которые их грузят, зловонные лагеря беженцев. Мы знаем, как живут беженцы, эта судьба могла бы постичь и европейских евреев. Это был бы горестный сценарий, но он бесконечно далек от «окончательного решения».