Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Интерпретаторы этих страшных событий ищут объяснения в древней этнической ненависти и в «отвратительном и даже преступном руководстве» (я цитирую слова посла США при ООН Ричарда Холбрука). Даже нелепый аргумент имеет право на существование, если рассматривать его в комплексе с другими факторами. Застарелая (но не древняя) межэтническая вражда действительно воскресла и повлияла на настроения значительной части каждой общины. Преступниками были не сербы, хорваты, босняки или албанцы, если говорить о всем народе. Радикальный национализм широко распространился среди этнических сообществ, но подогревали и направляли эти настроения правящие элиты и парамилитарные вооруженные формирования. Питательной средой националистического экстремизма были жители пограничных районов, находящихся под угрозой, эмигранты, беженцы, люди, профессионально связанные с насилием, действовавшие как легально, так и вне закона. Война сделала национальную идентичность обязательной и главной личностной характеристикой. Каждому приходилось считать себя сербом, хорватом, босняком или албанцем независимо от социального сословия, места проживания, пола.

Лишь ничтожное меньшинство сербов, хорватов, мусульман совершали изнасилования и убивали. Убийство 100 тысяч гражданских лиц и пленных по всей Югославии (это максимально высокая цифра) потребовало бы не более 10 тысяч исполнителей. Кажется, что это много, на самом деле это лишь незначительная часть всего населения Югославии. Нас не должны вводить в заблуждение многотысячные толпы протестующих, они создавали лишь шумовой эффект, антураж, скандируя лозунги, полные ненависти и гнева. С другой стороны, у нас предостаточно свидетельств (как и в других случаях) того, насколько по-разному вели себя люди в критических обстоятельствах. Радикалы затыкали рты инакомыслящим, вынуждали их к эмиграции, просто убивали. Те, кто испытывал отвращение к насилию, должны были научиться это скрывать ради собственной безопасности. Соучастие в преступлениях можно объяснить и простой человеческой слабостью. Страх, злоба, алчность, стадный инстинкт, карьеризм, невежество, лицемерие, малодушие толкнули многих сербов, хорватов, босняков, албанцев на великое зло. Таковым было коллективное поведение, и степень соучастия в преступлениях зависела от сложного взаимодействия различных сил и обстоятельств.

Слободан Милошевич более, чем кто-либо другой, способствовал кровавым этническим чисткам. Начало его карьеры не предвещало ничего дурного. Как многие политики, он просто хотел власти – верховной власти уже в некоммунистическом, но достаточно авторитарном государстве. Я попытаюсь объяснить произошедшее, воспользовавшись достаточно условным термином «План» согласно тезису 6. План А в исполнении Милошевича предполагал компактную Югославскую Федерацию с сербами в качестве государствообразующего народа.

Вырождающийся коммунистический режим сформировал Милошевича как личность. Он считал вполне допустимым и применение насилия, и использование криминальных элементов для достижения своих целей. Туджман в Хорватии был еще более откровенным националистом. Его характер был осложнен психологической травмой, связанной с диссидентским тюремным прошлым, у него был националистический взгляд на всю историю XX века. Его План А был радикальным: создание хорватского национального государства. Как и Милошевич, он не собирался проливать кровь в массовых масштабах. Соратники этих двух президентов, исполнители их воли оказались в растерянности, когда осознали, что продолжение этой политики приведет к кровавым этническим чисткам. Туджман клялся, что все делается только ради самообороны даже тогда, когда откровенно громил Сербскую Краину. Постоянные провалы вынудили Милошевича перейти к Плану Б – военной поддержке этнических сербов для создания Великой Сербии, а потом и к Плану В – полномасштабному военному вторжению. И, наконец, когда армия не справилась с задачей, он ухватился за План Г – массовое применение артиллерии и использование полицейских и добровольческих формирований, что унесло наибольшее число жизней. В Боснии Милошевич сразу начал с Плана В – вторжения, с надеждой на быстрый успех. Потерпев фиаско, он переключился на План Г. В Косово он сразу применил План Г, но неожиданный гнев НАТО и последующие бомбардировки загнали его в угол и вынудили пойти по пути дальнейшей эскалации. С каждым шагом Милошевич все глубже погружался в кровавую трясину войны – мог ли он представить себе, что вскоре его сравнят с Гитлером? Мы еще раз убеждаемся, что даже самый никудышный лидер не сразу становится кровавым диктатором. Первоначальный план Милошевича – защита сербов в соседней республике и не более. План рушится, и начинается эскалация. Будет ли это доказано в отношении Милошевича, неизвестно, но сейчас, в мае 2004 г., есть ощущение, что его приговорят за потворство геноциду, а не за преднамеренный геноцид 88. МТБЮ пришел к выводу, что Бласкич, Кордич и Черкез являются достаточно здравомыслящими людьми, которые специфически, по-своему понимали «оборону» своего сообщества, что привело к кровавым последствиям. Эти люди (на своем уровне) подпадают под определение Каца, изучавшего мотивацию американских убийц: чувство фрустрации/унижения не оставляет им другого шанса на защиту (как они ее понимают), кроме физического уничтожения врага. Поскольку руководители напрямую не участвовали в репрессиях, они действовали хладнокровно и не впадая в раж принимали решения. Это их не оправдывает – в любом случае они виновны в массовых убийствах.

Но не они одни несут ответственность за кровавые чистки. Элиты, активисты общественных движений, социальная опора националистов – все эти слои прошли через радикализацию. Лишь немногие догадывались о последствиях своих действий. Немногие югославы знали заранее, что им суждено стать убийцами. И даже когда они совершали зверства, это оправдывалось местью или самозащитой. Чистка проведена, этническая община избавилась от врагов, тот, кто это сделал, в глазах простых людей – не преступник, а патриот. « Что было бы, если бы невооруженный Кордич не преградил путь сербской колонне грузовиков с боеприпасами в самом начале конфликта? » – спросил свидетель на суде. И сербские националисты, и сам Милошевич в глазах многих своих соотечественников выглядят спасителями, бросившими вызов всему миру. Опросы общественного мнения свидетельствуют о том, что многие сербы считают их героями, а не злодеями.

Свой путь они начали не как крайние радикалы, приверженные ценностной рациональности (по Максу Веберу), то есть не как те, кто абсолютизирует некую цель-ценность вне зависимости от средств ее достижения. Как и в других случаях, они были порабощены идеей, идеей самоубийственной защиты нации, когда самые кровавые средства рассматриваются как жестокая необходимость, как искупление страха и унижения. Чтобы защитить народ, надо пролить кровь, говорили Младич и Мацура. Пусть воюют преступники, если попы и монашки не хотят брать в руки оружия, говорил Векич. Лишь добровольцы смогут взять на себя такую ношу, сказал сербский генерал. Не все националисты переступили через роковую черту. Некоторые сумели вовремя остановиться, как Драшкович в Сербии и Плавшич в Республике Сербской. Но все же, большинство лидеров на всех уровнях были привержены «этике ценностей» в ущерб, как говорил Вебер, высшей цели политического лидера – «этике ответственности», способности достигать конкретных целей от имени и во имя всего народа. В результате, они недооценили своего противника, которого они демонизировали в образе усташей, четников, исламских фундаменталистов. Лидеры и рядовые борцы за идею не задумывались о том, с какой силой будет нанесен ответный удар. Катастрофически недооценил своих оппонентов Милошевич. Его защита сербов обернулась уничтожением почти всех сербских анклавов, вызвала миллионный поток беженцев и разрушила сербскую экономику. За политику Туджмана кровью заплатили сами хорваты; лидеры самопровозглашенных республик и националистических партий нанесли огромный ущерб тем, кто так преданно их поддерживал; тысячи и тысячи югославов погубили сами себя. Если бы их поведение было более целерациональным, то желанных целей они смогли бы достичь с помощью компромисса. Человеку свойственно считать, что он мыслит и действует рационально, но сумма его поступков часто бывает иррациональной, а иногда и губительной для него самого.