Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Все эти вспышки насилия вызвали массовую миграцию населения. Вынужденные переселенцы жили в необустроенных лагерях за пределами Руанды. Их было не менее двух миллионов. Еще 300 тысяч бежали из Бурунди в 1996 г. Лагеря беженцев контролировали армейские офицеры, боевики и другие лица с военными и карательными навыками. Отряды боевиков проводили рейды на территории Руанды, участвовали в гражданской войне между Заиром и Конго. За последние 7 лет они уничтожили от одного до двух миллионов человек и до сих пор не сложили оружия. Мишель Вагнер (Wagner, 1998: 25) делится ярким воспоминанием о своей встрече с одним из таких бойцов в Заире:

В боевом камуфляже, с решительным полудетским лицом, единственный выживший в семье, он был kadogo – мальчик-солдат, сын полка. С АК-47 за спиной он служил своему офицеру с безграничной верностью и беспредельной озлобленностью сироты, волчонка войны. В командире он видел отца. Это и была его единственная «семья», единственная на земле.

Еще не все кончилось. Сегодняшнее правительство Руанды (тутси) нащупывает непростой путь, колеблясь между примирением и возмездием. Летом 2003 г. оно триумфально победило на выборах, отчасти и потому, что почти все почти партии хуту были запрещены. Тутси главенствуют в правительстве, экономике, муниципальном управлении; хуту же загнали в некое подобие сельскохозяйственных резерваций. Вот кредо тутси: « Сейчас мы держим последнюю линию обороны. Если дать им шанс, в следующий раз они с нами покончат ». Хуту отвечают: « Надо терпеливо ждать. Сила на нашей стороне » (Prunier, 1997: 9-10). В Бурунди власть делится по усеченной консоциативной схеме. Правительство тутси уступило часть полномочий партиям хуту в обмен на лояльность. Ситуация в обеих странах продолжает оставаться напряженной (Human Rights Watch, 2003).

В Руанде и Бурунди живут лишь две значимые этнические группы (пигмеи тва составляют менее 1% населения Руанды). Каждая группа может создать собственное государство. До начала обострения на долю хуту приходилось 85% населения в обеих странах, на тутси – 15%. Не меньше 25% руандийцев несут в своих жилах смешанную кровь прабабушек и прадедушек тутси и хуту. Тем не менее абсолютное большинство идентифицирует себя либо как хуту, либо как тутси. Обе страны имеют нехарактерную для Африки высокую плотность населения и развитые коммуникации, что позволяет высокими темпами проводить национальную мобилизацию. И тот, и другой народ создали жизнеспособные государства – хуту благодаря численному большинству, тутси благодаря более совершенной политической и военной организации. Обе группы обладают легитимной идеологией, как и в предшествующих случаях кровавых чисток. Хуту считают себя угнетенной пролетарской нацией, требуют мажоритарной демократии и готовы защищать ее любыми способами. Тутси, некогда имперская нация, отвергает демократию, боится будущего и, предположительно, защищает принципы более цивилизованного общества. Соперничающие группы имеют равные, морально оправданные и реалистичные шансы на создание государства на одной и той же территории.

Тутси немногочисленны, им не по силам геноцид, они просто хотят, чтобы хуту оставались низшим классом. Наиболее радикальные тутси могут пойти на политицид – уничтожение руководящей элиты хуту. Поэтому события в Бурунди не стоит строго отождествлять с геноцидом (вопреки утверждениям, содержащимся в: Lemarchand, 1995b; Newbury, 1998). По-другому обстоят дела с хуту, как с этническим большинством. Наиболее радикальные элементы пытались физически уничтожить тутси и почти Добились этого в Руанде. Обе группы соседствуют, проживая на смежных территориях в двух странах. Обычно такой фактор может способствовать толерантности и даже мультикультурализму. Но если между двумя группами начинаются военные действия, уповать на региональную децентрализацию и конфедеративность не следует. В этой ситуации могла бы помочь консоциативная модель, при которой оба народа были бы пропорционально представлены в парламенте, правительстве и армии. Увы, этот политический идеал с трудом достижим в эпоху национальных государств.

РУАНДА И БУРУНДИ ДО НЕЗАВИСИМОСТИ

Как и в других случаях, ужасы новой войны не были воскрешением древней вражды двух народов. Хуту и тутси не воевали друг с другом с незапамятных времен. Хотя некоторые журналисты иногда писали о геноциде как о продолжении традиций первобытного трибализма, уважающие себя ученые никогда так не считали. И все же, хуту и тутси – древние этнические группы. Даже с точки зрения биологии между ними существуют генотипические и фенотипические расхождения, проявляющие себя в группе крови, пигментации кожи, расщеплении лактозы. Половину руандийцев можно сейчас с первого взгляда распознать как хуту или как тутси. Хуту ниже и шире в плечах (разница в росте в среднем 12 см), они принадлежат к фенотипу народа банту – низкорослых, но крепких. Тутси относятся к высокорослым племенам с более хрупким телосложением, которых часто называют «хима» или «хамитами». Эти термины спорны, поскольку позаимствованы из Ветхого Завета и переосмыслены европейскими расовыми теориями. Самые богатые кланы тутси занимались скотоводством, хуту в основном были земледельцами. Хуту, скорее всего, являются потомками древних землепашцев этого региона, тутси – потомки скотоводов, пришедших на эти земли в XV веке и основавших королевство, которому подчинились местные племена. Идентичность тутси вполне ясна, но само слово со временем стало обозначать «правители». Этноним хуту в значении «подвластный», «покоренный» появился позже. Собственно хуту – это потомки множества смешавшихся племен (этот вопрос детально рассматривается в: Mamdani, 2001: гл. 2).

Потом история усложнилась. Государство тутси контролировало лишь часть территории современной Руанды, в другой части обитали независимые племена хуту, создавшие свое протогосударство. И те и другие государственные образования были построены по клановому принципу, хуту свободно входили в те же кланы, что и тутси. Две этнические группы взаимодействовали в течение 400 лет культурной ассимиляции, у них были общие обычаи и один язык – киньяруанда. Но эффект перекрестных браков был ослаблен социальными традициями – по закону ребенок от смешанного брака принимал национальность отца (Mboinimpa, 1999). К XX веку хуту и тутси осознали свою идентичность. Статус тутси был гораздо выше, чем у хуту, что вызывало острые конфликты, осложненные социальными и этническими факторами. У обоих народов были богатые и бедные, угнетатели и угнетенные. Некоторые хуту выбивались в люди, и тогда они считались тутси. Таким образом, хотя этнические идентичности были четко определены, они размывались классовыми и политическими различиями, что было нормой в древнейшей истории (см. глава 2).