Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

3. Рост фундаментализма привел к ослаблению секуляризма, либерализма и социализма. Религии спасения претендуют на обладание единственной истины, данной им в откровении. Монотеистические религии (христианство, иудаизм и ислам, в отличие от буддизма или индуизма) утверждают, что даны единственным истинным Богом. Невозможно быть верующим одновременно двух религий. Религии глубоко укоренены в ежедневных ритуалах семьи и общины, порождая сильную эмоциональную и моральную привязанность. Люди, следующие различным конфессиям, могут проявлять нетерпимость и пытаться навязать свою веру другим. В прежние века это часто приводило к попыткам насильственных обращений, более жестоким, когда они совпадали с попытками колонизации (как в Ирландии или Литве) или распространения имперской политической власти на другие территории (как в Испании).

Наибольшие проблемы были вызваны политизацией религии, так что со временем христианство, наименее терпимая из религий, решило свои проблемы, обосновавшись в рамках секулярного государства. Синтоизм, буддизм и индуизм были значительно более толерантны и воевали друг с другом редко. Иудеи и мусульмане в прошлом также не стремились к чисткам или насильственным обращениям. Даже в современном мире верующие научились быть терпимыми к другим религиям. Подобно Христу, религии научились отдавать кесарево кесарю и держаться за свое. Тем не менее в некоторых частях света растет насилие на религиозной почве. Почему?

Мой ответ представляет собой вариант моего тезиса 1: современное насилие на религиозной почве происходит главным образом из-за роста претензий на теодемократию – политический строй, при котором правим «мы, верующий народ». Мусульманский фундаментализм основан на идее самоуправления религиозной общины, верной предписаниям Корана и применяющей шариат – исламский закон. Шариат не является государственным законом. Исторически он ближе к западному гражданскому праву, при котором в роли истца выступают граждане против других граждан, а не государство. Позже, в XIX веке, Османская империя, ставшая на путь модернизации, начала попытки кодификации законов шариата (Keddie, 1998: 708). Нынешние фундаменталисты не имеют четкой позиции. Основывая свои притязания на Коране, они соединяют этатизм и популизм XIX-XX веков в религиозную версию власти «нас, народа». Вначале они идеализировали теодемократию – термин был создан Мауланой Маудуди, ведущим исламистом Индийского субконтинента в 1940-е гг.; он обозначал этим словом «демократическое правление под Божественным руководством» (Saulat, 1979: 134). Таким образом, фундаменталисты вначале привлекали сторонников как популисты, возбуждая народные, потенциально классовые чувства, направленные против авторитарных правителей (колониальных властей или постколониальных секулярных правителей, обвиняемых во впитывании западной культуры). Появились также аналогично мыслящие индуистские националисты (ведущие dharrnayuddha , священную или праведную войну) и даже буддистские националисты на Шри-Ланке. Индуистские фундаменталисты стремятся навязать населению собственную концепцию религиозной чистоты, выводимую из священных текстов вроде «Рамаяны».

Тем не менее по мере роста эти движения отчасти утратили свой демократический характер. Захватив власть, как в Иране или Афганистане, они приобрели форму теократической диктатуры, воплощающей власть имамов или мулл. Поэтому мы привыкли думать о фундаменталистах как о людях, не имеющих ничего общего с демократией. Тем не менее их обращение к массам носит демократический характер, направленный против местных авторитарных правителей и зарубежных империалистических держав. Контраст между идеалом и практикой в революционном исламе напоминает такой же контраст в революционном социализме. Оба движения создали альтернативные версии идеала народовластия, направленного против правящих классов и империалистических сил, и оба предали их, отдав предпочтение сильному государству.

Такое государство призвано выражать религиозную чистоту народа – религиозный вариант органического национального государства. Это любопытно, поскольку религиозные учения не носят ни этатистского, ни националистического характера. Религиозные учения стремятся подчинить государство религиозной общине, которая рассматривается как транснациональная, а не национальная, переходящая границы национальных государств (за исключением Непала, который по конституции представляет собой индуистское государство). Однако индуистские и исламистские теодемократы помимо своей воли стали националистами и этатистами, как это отмечает Юргенсмейер (Juergensmeyer, 1993). Требуя, чтобы государство внедряло шариат или хиндутву, они фактически попадают в ловушку этатизма и национализма. Поскольку Пакистан должен принадлежать только истинным мусульманам, государство в нем должно принудительно внедрять шариат. Поскольку ядро индуизма составляет очень большое государство, фундаменталисты этой религии различают транснациональную индусскую нацию, своего рода Великую Индию, охватывающую всю Южную Азию, и национальный центр – собственно Индию. У ислама нет такого центра. Обе группы теодемо- кратов утверждают, что религиозные меньшинства нужно насильственно ассимилировать или разрешать им практиковать свою религию на частном уровне в качестве граждан второго сорта или неграждан. « Чуждые расы должны утратить самостоятельное существование... или оставаться в стране в полном подчинении индусской нации, не претендуя ни на какие привилегии... даже на гражданские права », – писал Голвалкар, руководитель радикального индусского националистического движения РСС (Gold, 1991: 566).

ОТКУДА БЕРУТСЯ ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМА?

Эти три тенденции подготовили почву для возникновения этнорелигиозного конфликта в некоторых частях Юга. Безусловно, Юг очень разнообразен. Некоторые страны уже почти полностью моноэтничны и создали ранее единую национальную культуру. Это верно в отношении Кореи, большей части других азиатских «малых тигров», а также Китая, за исключением его западных окраин. В большинстве случаев это относится и к основным территориям Индии и Индонезии. Их относительная культурная однородность, безусловно, в большой степени способствовала быстрому экономическому развитию. Они продолжают основную традицию этнических чисток на Севере, в основном ассимилируя и подавляя в культурном плане меньшинства в течение длительного времени, тогда как более серьезные проблемы возникают только на периферийных колонизованных территориях.

Некоторые другие этнические конфигурации также не ведут к этнонациональному соперничеству. В некоторых нациях существует этнически окрашенная иерархия в рамках более широкой и, скорее, секулярной национальной культуры. В Латинской Америке группы часто стратифицируются в соответствии с процентом европейской, туземной и африканской крови. Их метисские культуры создают довольно слабое ощущение национальной и этнической принадлежности (Centeno, 2001). Этнические различия тесно связаны с классовыми, создавая более сильное противостояние правых и левых, чем этнические противостояния. Исключения представляют опять-таки периферийные схватки за землю между поселенцами (обычно метисами) и туземными народами, как, например, в мексиканском штате Чьяпас, на Гватемальском нагорье и в некоторых частях Колумбии и бассейна Амазонки.