Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

По словам епископа Торана, который 8 августа срочно вылетел в Югославию, Апостольская столица поначалу видела решение проблемы в расширении полномочий республик, а отнюдь не в расколе страны. «Национальность не обязательно должна выражаться в государственности», — таково было кредо Ватикана. Однако, как заметил Торан, Югославии к тому времени по сути уже не существовало. «Когда я был в Загребе, чувствовал, будто нахожусь в Вене. А когда был в Белграде, ощутил себя как в Стамбуле». Сентябрьские атаки югославской армии на Вуковар окончательно перечеркнули в глазах Святого престола возможность сохранения единства государства. Югославская армия совершила агрессию против своего народа, а Европейское сообщество сохраняло преступное молчание, не желая называть вещи своими именами. Отныне восстановить мир можно было лишь путем признания независимости двух республик. Такую позицию отстаивал папский «министр иностранных дел», и Войтыла разделял его мнение. Мало того, под впечатлением от сербско-хорватских боев римский папа начал менять свое отношение к неприкосновенности государственного суверенитета. Девятнадцатого сентября 1991 года, принимая в Кастель-Гандольфо делегацию канадских ветеранов Второй мировой, он заявил: «Я уже обращался при случае к политическим лидерам, и в первую очередь — к европейским правительствам, чтобы они сделали все зависящее от них для прекращения убийств и разрушений, и для обеспечения диалога между заинтересованными сторонами. Подобные международные усилия для решения конфликта не могут рассматриваться как вмешательство, но как логическое внедрение духа этой конференции (ОБСЕ. — В. В. )» [1068]. Это было даже радикальнее позиции Буша-старшего, который всего лишь допускал вмешательство в югославские дела, но не настаивал на нем. И уж тем более это выходило за рамки соборной доктрины, разрешавшей «правомочную оборону с применением военной силы» [1069].

Тринадцатого января 1992 года, получив заверения правительств Словении и Хорватии в том, что они будут соблюдать демократические нормы и уважать права национальных меньшинств, Апостольская столица на пару с Германией признала независимость обеих республик. Это еще больше обострило ее отношения с православным миром: сербский патриарх Павел немедленно разослал главам всех поместных церквей письмо, в котором объяснил такой шаг Ватикана тем, что Святой престол считает Балканы своей миссионерской территорией. Как следствие, Иоанну Павлу II навсегда закрыли доступ в Сербию и Черногорию.

Ожили старые опасения перед хорватским католическим фашизмом, так ярко проявившим себя во время гитлеровской оккупации. Член руководящего триумвирата Черногории Светозар Марович в 1991 году обвинил «агрессивный католический империализм» в распаде Югославии [1070]. Того же мнения придерживался и французский президент Франсуа Миттеран, который в беседе с Тораном трижды назвал Ватикан одним из виновников развала Югославии. Торан объяснял такую позицию Миттерана, во-первых, традиционной франко-сербской дружбой, идущей еще со времен Первой мировой, а во-вторых, идеологическими симпатиями президента к югославским социалистам [1071].

В Венгрии понтифика застал и путч в СССР. Девятнадцатого августа по советскому телевидению выступили члены только что образованного Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), которые объявили, что состояние здоровья Горбачева не позволяет ему далее выполнять обязанности президента. Советское телевидение отменило все передачи: между экстренными выпусками новостей крутили балет «Лебединое озеро». Мир ответил на все это настороженным молчанием, ожидая дальнейших событий, зато перепуганный Валенса велел подготовить поздравительное письмо лидеру заговорщиков Геннадию Янаеву. Он даже снесся с Ярузельским и Кищаком, испрашивая совета, как действовать дальше (сообщение об этом сразу же появилось в польской прессе). Двадцатого августа, помолившись в бельведерской часовне, президент собрал министров. Опасения были самые разные — от потока беженцев из СССР до попытки прорыва советских войск из Германии. Бальцерович, естественно, переживал за поставки нефти и газа из Западной Сибири. Пытались связаться с послом в Москве Станиславом Чосеком, но тот, старый партийный лис, предусмотрительно оказался на отдыхе в Крыму [1072].

Иоанн Павел II высказался о происходящем раньше всех остальных государственных мужей. Двадцатого августа во время мессы в честь святого Стефана на площади Героев в Будапеште понтифик заявил: «Надеюсь, что… усилия, предпринятые в последние годы, чтобы дать голос и достоинство всему обществу, не окажутся под угрозой. С благодарностью вспоминаю я встречи с президентом Горбачевым, когда он два раза нанес мне визит. В особенности я ценил в нем искреннее желание и то вдохновение, с которым он утверждал права человека и его достоинство, а также благо своей страны и международного сообщества. Начатый им процесс не должен прерваться» [1073].

Процесс не прервался, но плоды его пожал уже не Горбачев, а его соперник Борис Ельцин, которому достались все лавры победителя в противостоянии с путчистами. В ночь с 22 на 23 августа, после капитуляции ГКЧП, ликующая толпа снесла памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади, а через два дня Горбачев сложил с себя полномочия главы партии. Началась агония союзной власти. Высшее руководство страны и армии (премьер-министр, вице-президент, министр обороны, председатель КГБ, спикер парламента, главком сухопутных войск и другие) было арестовано, министр внутренних дел покончил с собой. В ближайшие недели наложили на себя руки также заведующий Международным отделом ЦК, бывший начальник Генштаба и сразу два управделами ЦК КПСС (прежний и нынешний). Шестого ноября Ельцин запретил Компартию на территории РСФСР.

Республики одна за другой объявляли о выходе из СССР. Литва, Латвия и Эстония сделали это еще весной. Тут-то и настал звездный час министра Скубишевского. С осторожностью было покончено: уже 2 декабря — первой в мире! — Польша признала независимость Украины. Как это контрастировало с осторожным подходом Буша-старшего! Выросший в реалиях холодной войны с ее системой взаимного сдерживания, американский президент не был психологически готов к столь быстрым изменениям. Он не захотел признавать независимость Хорватии и Словении, противился и украинской самостийности. Еще 1 августа, выступая в Верховной раде, он предостерег украинцев от «самоубийственного национализма» (что понятно: никому на планете не улыбалось получить вместо одной ядерной державы две).

Но Советский Союз оказался колоссом на глиняных ногах, и даже поддержка из Вашингтона не спасла его. Крах наступил в течение нескольких месяцев. Шестого сентября Москва признала наконец независимость прибалтийских республик, а 8 декабря лидеры России, Украины и Белоруссии, не уведомив Горбачева, подписали в Беловежской пуще соглашение о преобразовании СССР в Содружество Независимых Государств (СНГ). Двадцать пятого декабря Горбачев ушел в отставку с поста президента Советского Союза.