Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

С другой стороны, правительство Сухоцкой возобновило экономические реформы в духе Бальцеровича, которые никак не отвечали социальному учению церкви. В частности, оно закрыло треть шахт в Силезии (за что премьер-министр удостоилась сравнения с суровой Маргарет Тэтчер) и разработало программу всеобщей приватизации, напоминавшую кампанию по раздаче ваучеров в России. Правда, внедрить свою программу Сухоцкая не успела — уже 28 мая 1993 года Сейм вынес ее правительству вотум недоверия из‐за отказа пересмотреть бюджет. В ответ президент распустил парламент, продлив деятельность кабинета Сухоцкой до 23 октября, когда ее сменил лидер крестьянской партии Вальдемар Павляк — человек, начинавший политическую карьеру в одной из молодежных структур ПНР. Наследники коммунистов вернули себе власть!

Валенса не имел ничего против кандидатуры Павляка. Более того, после отставки Ольшевского именно Павляка он прочил в премьеры, но тот не смог договориться с другими партиями. Для президента люди прежней системы в обстановке нескончаемых склок, поразивших лагерь «Солидарности», выглядели более предсказуемыми и покладистыми партнерами, чем сотоварищи по антикоммунистической оппозиции. Отношения с некоторыми из них (например, с Качиньскими и Анной Валентынович) испортились настолько, что те открыто величали президента «агентом Болеком» (псевдоним, данный ему сотрудниками госбезопасности ПНР), жгли его чучело перед Бельведерским дворцом и предлагали убираться в Москву. В ответ Валенса при каждом удобном случае поносил Качиньских, не сдерживая своего пролетарского темперамента. В ноябре 1992 года глава государства продавил в Сейме принятие «малой Конституции», существенно расширявшей его полномочия, хотя и не в той степени, как ему хотелось. Тем временем страну захлестывали стачки железнодорожников, манифестации крестьян и митинги сторонников правых партий. Даже «Солидарность» отказала в поддержке бывшему лидеру. В такой обстановке досрочные выборы в Сейм, прошедшие уже по новому избирательному закону, отсекавшему мелкие объединения, дали уверенную победу посткоммунистам во главе с Квасьневским, а также крестьянской партии. «Соглашение Центр» и неоэндеки вообще не попали в парламент, Демократический союз набрал около 10% и занял третье место. Вслед за ним расположился Союз труда — партия левой ориентации, вышедшая из колыбели «Солидарности». Беспартийный блок поддержки реформ, который спешно сколотил Валенса по образцу аналогичной структуры, действовавшей при Пилсудском, провел всего шестнадцать депутатов. Это было сокрушительное фиаско всего лагеря «Солидарности» и серьезный удар по мечтам Иоанна Павла II увидеть католическую Польшу, управляемую бывшими диссидентами. И совсем не утешало, что министром культуры в новом правительстве стал Деймек, чья постановка разожгла страсти 1968 года. Главный редактор антиклерикального журнала «Не» Ежи Урбан торжествующе показал на камеру язык и откупорил бутылку шампанского. Понтифик был ошеломлен таким исходом [1078].

Не менее сильный удар получили друзья Иоанна Павла II и в Италии. Арест в феврале 1992 года второстепенного политика-социалиста Марио Кьеза за взяточничество неожиданно запустил маховик разоблачений, который перемолол едва ли не всю правящую верхушку, уличенную в коррупции и связях с мафией. Апрельские выборы закончились крупнейшей в истории неудачей хадеков, что вынудило уйти в отставку премьера Андреотти. В тот момент все думали, что это лишь временная передышка перед новым (каким уже по счету?) рывком старого интригана к власти. Но вскоре оказалось, что эти выборы были концом не только политика Андреотти, но и всей христианско-демократической партии, рухнувшей под грузом уголовных преследований ее членов. Впрочем, выигравшие выборы социалисты очень быстро последовали за хадеками. Операция «Чистые руки», затеянная вице-прокурором Милана Антонио Ди Пьетро, вызвала вторую за двенадцать лет коренную перестройку политической системы.

Мафия увидела в этом угрозу своим интересам и принялась наносить ответные удары. В мае 1992 года коза ностра взорвала в Палермо судью Джованни Фальконе с женой и тремя охранниками. Спустя два месяца погиб его коллега Паоло Борселлино. Однако уже в январе следующего года полиция схватила организатора этих убийств, «крестного отца» сицилийской мафии Тото Риину, а летом началось «дело Кузани», вскрывшее махинации при финансировании партий промышленными концернами, причем под ударом опять оказался ватиканский банк, через который, как выяснилось, передавались деньги на взятки высокопоставленным хадекам и социалистам. Это дело спустя год повлекло за собой другое, уже над политиками, которое неофициально прозвали «судом над Первой республикой»: на скамье подсудимых оказались сразу два бывших премьера (Беттино Кракси и Арнальдо Форлани), не считая министров и партийных лидеров. В 1993 году началось расследование и в отношении Андреотти по обвинению в причастности к убийству в марте 1979 года журналиста Мино Пекорелли. Это следствие затянулось аж до 2002 года. В итоге увертливого политика все-таки приговорили к длительному сроку заключения, но через год апелляционный суд снял с него обвинения за отсутствием доказательств.

Войтыла не бросал своих любимцев в беде. Посещая Польшу, неизменно встречался с Валенсой. Протянул руку помощи и Андреотти: 2 мая 1999 года, во время церемонии причисления к лику блаженных отца Пио, демонстративно допустил «божественного Юлия» к целованию папского перстня и несколько минут говорил с ним, напоследок перекрестив. Эта сцена случилась всего через два дня после того, как прокуроры в Перудже потребовали для Андреотти пожизненного срока. Иоанн Павел II, однако, верил в своего союзника. Сам он никогда не высказывался о деле бывшего премьера, зато сотрудники курии в беседах с журналистами объясняли его судебное преследование местью левых, имевших сильное влияние в органах юстиции, а также давлением США и Израиля, недовольных проарабской позицией Андреотти [1079].

Войтыле не свойственно было приходить в уныние. Да и с чего ему было унывать, когда его вел сам Господь? Ощущение этого придавало ему сил, помогая устоять на ногах в самые тяжелые моменты. И если восьмидесятые стали десятилетием его политического триумфа, то девяностые превратили в святого.

«Услышьте мой крик! Крик серого, рядового человека, сына народа, который собственную и чужую свободу полюбил больше жизни. Опомнитесь! Еще не поздно!» Это сказал не Войтыла. Это сказал 59-летний бухгалтер Рышард Сивец, который сжег себя 8 сентября 1968 года на варшавском стадионе во время праздника урожая, протестуя против ввода войск в Чехословакию. Однако слова эти, записанные им на магнитофонную пленку за несколько недель до самосожжения, поляки услышали лишь в 1991 году, когда режиссер Мацей Дрыгас снял о нем документальный фильм, получивший главную награду на фестивале в Берлине [1080].