Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

В его правительстве не оказалось Бальцеровича, вызывавшего изжогу у Качиньских, зато сохранил свой пост Скубишевский. Как следствие, приватизация практически остановилась, а вот политические реформы, напротив, ускорились: Ольшевский потребовал сквозной люстрации армии и полиции и провозгласил курс на вступление Польши в НАТО и ЕС. С Валенсой он быстро рассорился из‐за распределения полномочий, так что даже не поприветствовал его в своем программном выступлении. Дело дошло до того, что премьер саботировал действия президента, когда тот договорился в Москве передать бывшие базы советской армии в руки польско-российских фирм. Конфликт разгорелся нешуточный: парламентарии от «Соглашения Центр», выражая поддержку Ольшевскому, отказывались вставать, когда Валенса шел к трибуне в Сейме. В итоге уже 26 мая 1992 года президент сообщил Ольшевскому, что утратил доверие к нему. Валенса, правда, не мог его снять, но мог внести в Сейм предложение об отставке правительства. Однако, прежде чем это случилось, парламент спешно принял весьма поверхностный закон о люстрации, а 4 июня министр внутренних дел Антоний Мацеревич огласил в парламенте найденный в архиве список тайных агентов органов госбезопасности ПНР. Ко всеобщему изумлению, в этом списке фигурировали Валенса, Скубишевский и Хшановский (партийный шеф Мацеревича). «Война в верхах» достигла высшей точки. В ночь с 4 на 5 июня Ольшевский выступил по телевидению с предупреждением о том, что бывшие сексоты представляют угрозу для страны. Тем временем Сейм по предложению Валенсы отправил его в отставку, обвинив ни много ни мало в попытке переворота [1076].

Жизнь быстро показала, что полна оттенков, и разделение на черное и белое, на «плохих» коммунистов и «хороших» демократов не отражает действительности. Борцы с диктатурами нередко сами превращаются в диктаторов или погрязают во взаимных склоках, опорочивая свои идеалы. Причем подвержены этому как левые, так и правые.

В октябрьские дни 1991 года, когда в Польше бывшие диссиденты поливали друг друга помоями, соперничая за голоса избирателей, Иоанн Павел II прибыл в Бразилию, где увидел ровно ту же картину. Страну сотрясали демонстрации против первого демократически избранного президента — Фернанду Колора, христианского консерватора, обогнавшего на выборах 1989 года рабочего лидера Луиса Лулу да Силву. Против главы государства выступил даже родной брат, обвинивший его в коррупции. В итоге спустя полгода, в мае 1992 года, Колор ушел в отставку. Бразилия же, совершив длительный забег по ухабам экономических и политических реформ, истерзанная бесконечными скандалами в лагере прежних борцов с военной диктатурой, в 2018 году проголосовала за восторженного поклонника этой диктатуры, чтобы вновь обрести порядок как «в старые добрые времена».

«Будущее создается нами, но не для нас», — эта фраза из романа братьев Стругацких «Гадкие лебеди» великолепно описывает положение, в котором оказался Иоанн Павел II после завершения холодной войны. И пусть поляк Войтыла не слышал этих слов, ему наверняка были знакомы другие, столь же подходящие к ситуации. Их написал мастер крылатых выражений Станислав Ежи Лец: «Вот ты пробил головой стену. Чем теперь займешься в соседней камере?» Торжествующий либерализм с его отмиранием религии, безудержным потребительством и культом материального успеха — совсем не то, к чему стремился глава Апостольской столицы. Но могло быть и хуже. При ином раскладе пришлось бы вспомнить афоризм Дантона про революцию, пожирающую своих детей.

Либерализм виделся Святому престолу не меньшей опасностью, чем коммунизм. Особенно удручало то, что его распространение пришлось на канун третьего тысячелетия от Рождества Христова — время, которое должно было, по мысли понтифика, обратить миллионы людей к Богу.

Беспокоили римского папу и дела на родине. «Святой отец, спаси Польшу!» — воззвала к нему паломница во время генеральной аудиенции 29 апреля 1992 года. Кто бы мог подумать, что теперь, когда уже не было советского блока, родину придется спасать? Но результаты парламентских выборов, а также противостояние между президентом и правительством обнаружили глубокий раскол в обществе и колеблющееся доверие к церкви. Иоанн Павел II, который месяцем ранее преобразовал польские епархии, подняв значение епископата, не мог оставаться глухим к происходящему на родине. Без подготовки, тронутый возгласом землячки, он обратился к соотечественникам с площади Святого Петра, напомнив, что Польша уже выстояла в трудные времена благодаря опеке Богородицы, а также небесных патронов страны — святых Войцеха и Станислава, — но опасность для польских душ никуда не делась, она по-прежнему висит над страной — это опасность порабощения, идущая под лозунгом свободы. Посему надо молиться ради сохранения того блага, которое поляки с таким трудом сохранили, пусть даже многим такой призыв и не по нутру.

Понтифик явно испытывал теплоту к премьеру Ольшевскому. Принимая его 30 января у себя во дворце, пожелал ему осуществить тот политический перелом, о котором говорил глава правительства. Когда же спустя пять месяцев Ольшевского со скандалом отправили в отставку, римский папа увидел в этом возрождение недоброй памяти традиций золотой шляхетской вольности с ее анархией и бессилием государства, о чем и заявил 28 июня во время мессы в римской церкви святого Станислава, отслуженной в честь 400-летия храма.

На смену Ольшевскому явилась Ханна Сухоцкая — юрист из Демократического союза. В ее правительство вошли либералы, неоэндеки, члены крестьянской партии и нескольких структур помельче. «Соглашение Центр» и посткоммунисты вновь оказались за бортом. Вернулся на прежний пост Яцек Куронь, который при Мазовецком занимал кресло министра труда и социального обеспечения; его однопартиец, тоже старый диссидент, Януш Онышкевич возглавил Министерство обороны, а юстиция, культура и экономическое планирование перешли в руки неоэндеков. При этом в правительстве нашлось место и либералу Белецкому, и непотопляемому технократу Скубишевскому. Гремучая смесь!

Сама Сухоцкая была горячей католичкой и первый свой визит в ранге премьера традиционно нанесла в Ватикан. Иоанну Павлу II она пришлась по душе. После их беседы в папском дворце 23 октября 1992 года госпожа премьер велела ускорить разработку нового конкордата. До тех пор подписать его мешали, как ни странно, теплые отношения понтифика с властями демократической Польши — считалось, что это отнюдь не срочное дело, раз уж все идет так хорошо [1077]. Теперь же за дело взялись по настоящему, и 28 июля 1993 года договор наконец был подписан. В начале января 1993 года правительство утвердило и закон об абортах, согласно которому делать их отныне позволялось лишь в случае опасности для жизни матери, тяжелых патологий плода или если беременность наступила вследствие изнасилования. Войтыла мог торжествовать!