Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Хайме Син заставил Святой престол смягчить свою линию в отношении Китая. С разрешения китайских властей (но к неудовольствию римской курии) он посетил родину предков, а еще раньше создал в Маниле Институт имени св. Лоренсо Руиса, где получали теологическое образование китайцы, жившие на Филиппинах. В 1993 году Китай посетил и кардинал Эчегарай. Впечатления обоих иерархов оказались схожи: нельзя упрощенно делить тамошних католиков на лояльных Ватикану и Пекину. Даже среди членов Католической патриотической ассоциации наблюдалась массовая приверженность Святому престолу, нередки были случаи публичных молебнов за римского папу.

Курс на экуменизм заставил и курию изменить отношение к китайскому культу предков. В XVIII и XIX веках этот культ считался суеверием и бесовством, что ограничивало возможности евангелизации. Ныне же, когда сам римский папа называл почитание предков близким христианству, прежнее неприятие его рассматривалось как проявление невежества и фанатизма.

В Апостольской столице решили наконец внимательнее приглядеться к китайской культуре. Кардинал Томко и заместитель епископа Торана Клаудио Челли составили доклад, в котором указывали, что для китайских властей заниматься вопросами религии — самое обычное дело, просто теперь место императора заняла партия. А потому подчинение воле государства в восприятии многих китайских католиков совсем не означает разрыв с Апостольской столицей. Неудивительно, что члены лояльной партии католической организации сплошь и рядом признают авторитет Ватикана — в их понимании одно другому не противоречит.

Однако на пути соглашения Ватикана с Пекином стояла еще и проблема Тайваня. КНР наотрез отказывалась начинать переговоры, пока Апостольская столица признавала независимость острова. Войтыла же был не менее тверд в своей позиции: нельзя делать вид, будто Тайваня не существует, там тоже есть католики, и бросать их недопустимо. Спустя семь месяцев после азиатского вояжа он встретился в Риме с десятью тайваньскими епископами. Ответом пекинских властей был запрет участвовать в азиатском синоде двум иерархам, лично приглашенным римским папой. Холодная война с Китаем продолжалась [1210].

Отношения с Китаем в тот год приобрели особую важность, поскольку на сентябрь в Пекине была запланирована IV Всемирная конференция о положении женщин. Ватикан рассматривал ее как очередное сражение в защиту традиционных ценностей. Как и в случае с каирским мероприятием, Иоанн Павел II загодя провел «артподготовку», обстреливая противников речами и воззваниями. Уже 1 января 1995 года, во Всемирный день мира, он обратился к верующим с посланием «Женщина — воспитательница мирной жизни». В феврале начал ежевоскресный цикл рассуждений о роли женщин, используя для этого молитву «Ангел Господень» — квинтэссенцию культа Богородицы со знаменитым рефреном:

Радуйся, Мария, благодати полная!

Господь с Тобою;

благословенна Ты между женами,

и благословен плод чрева Твоего Иисус.

Святая Мария, Матерь Божия,

молись о нас, грешных,

ныне и в час смерти нашей.

Аминь!

Наконец, 29 июня первосвященник издал «Письмо к женщинам», переведенное среди прочих на китайский язык (крайне редкий случай для папских документов). Все эти тексты неожиданно раскрывали понтифика как заядлого сторонника женской эмансипации. Встретившаяся с ним 26 мая танзанийка Гертруда Монгелла, которая с 1985 года работала в структурах ООН, занимавшихся проблемами женщин, была поражена: «Если бы все вели себя как святой отец, возможно, и не нужны были бы такие конференции» [1211].

В эту линию вписалась и очередная энциклика, «Evangelium vitae» («Евангелие жизни»), увидевшая свет 25 марта 1995 года. Понтифик готовил ее несколько лет — с тех пор как консистория в 1991 году предложила ему поднять голос в защиту человеческой жизни. К тому же самому склонял его и соотечественник, ксендз Ян Зея, в предсмертном послании, отправленном в 1991 году [1212].

«Особое внимание хочу уделить вам, женщины, прервавшие беременность, — писал наместник святого Петра. — Церковь знает, как много факторов могло повлиять на ваше решение, и не сомневается, что во многих случаях это было болезненное решение, возможно даже драматичное. Наверняка рана в ваших сердцах еще не зарубцевалась. В сущности то, что произошло, глубоко подло. Но не поддавайтесь апатии и не тратьте надежды. Постарайтесь понять этот опыт и воспринять его в духе правды. В покорности и доверии откройтесь — если вы этого еще не сделали — покаянию: Отец милосердия ждет вас, чтобы пожертвовать вам свое прощение и мир в Таинстве Примирения» [1213].

Сколько неожиданны были эти слова в устах человека, равнявшего аборт и убийство! И сколько естественны они были для того, кто жил по заповедям Христа. «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк 15: 6–7) — этот завет, столь редко исполняемый, для понтифика был не пустым звуком. Право на надежду имеет всякий, даже мать, убившая своего ребенка. Господь не отвергает никого.

Человеку стороннему это могло бы показаться пустословием, но тем, кто следил за речами Иоанна Павла II, было понятно, каких сил ему стоило написать такое. Особенно на фоне литании о Каиновом грехе, которой сопровождалось начало энциклики.

В этом документе понтифик наконец четко определил свое отношение к насильственной смерти. До тех пор его выступления на эту тему можно было понять в толстовском духе, как абсолютный запрет на отнятие жизни. Однако бывают моменты, когда этого трудно избежать — к примеру, на войне или в схватке с вооруженным противником. А как быть с войной оборонительной? Допустима она или нет? А со смертной казнью и эвтаназией? Войтыле пришлось коснуться всех этих тем. В отличие от традиционной линии церкви, римский папа решительно осудил смертную казнь, что вынудило изменить текст изданного недавно катехизиса [1214]. Впрочем, он не выступил за полный ее запрет, а лишь заявил, что с развитием пенитенциарной системы нужда в такой мере уменьшается.

В энциклике Иоанн Павел II одобрил оборонительную войну, сославшись на мнение Фомы Аквинского, который говорил, что в случае вооруженного нападения злоумышленник сам виноват в своей судьбе. Такое признание, скорее всего, тоже стоило Войтыле немалых усилий — прежде он предпочитал не высказываться на эту тему.

В остальном же Иоанн Павел II повторил то, о чем многократно говорил ранее: о размывании моральных границ, о «цивилизации смерти», допускающей эвтаназию, аборты и опыты над эмбрионами, об опасности материализма и неприемлемости самоубийства и пр. Еще раз прошелся по демократическим государствам, обвинив их в двуличии: с одной стороны, там провозглашается свобода совести, с другой же — человека принуждают подчиняться мнению большинства. Такое лицемерие, по словам Войтылы, проистекало опять же из того, что евангельские нормы жизни подменены юридическими. Поэтому граждане легко идут на аморальные поступки (тот же аборт, например), если те не запрещены законом. В своем неистовом походе против абортов Войтыла даже думал прибегнуть к догмату о папской непогрешимости, однако, выслушав мнение Конгрегации вероучения, отказался от этого намерения [1215].