Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

«Источником всякой политической деятельности — неважно, внутри страны или на международном уровне, — в конечном счете является человек. Эта деятельность исходит от человека, производится человеком и для человека. Если же политическая деятельность отстраняется от этих основополагающих отношений, если она становится целью в себе, она теряет право на существование. И даже больше, это приводит к отчуждению политики от человека, когда политика начинает противоречить человечности <���…>».

Вновь, как и в своей энциклике, Иоанн Павел II указал на то, что технологическое развитие без соответствующей культуры опасно для рода человеческого. А что есть культура? Духовность и гуманизм. Иоанн Павел II поднимал голос в защиту человека, в защиту его неотъемлемых прав, часто становящихся жертвой политических расчетов. И дабы не оставалось неясным, какие права он имеет в виду, он старательно перечислил их все, на первое место поставив право на жизнь и безопасность.

В последней части речи римский папа подробно остановился на двух проблемах: свободе вероисповедания и социальном неравенстве. Всякая политика, говорил Войтыла, должна отталкиваться от Декларации прав человека ООН, принятой в 1948 году. «Если на принципы этого документа не будут обращать внимание и они потеряют ту самоочевидность, которая отличала их, когда они были с таким трудом рождены, благородные цели ООН окажутся под угрозой. Такое случается всякий раз, когда простая, но доходчивая мысль Всеобщей декларации прав человека подчиняется неверно понятым политическим интересам, нередко означающим не что иное, как выгоду для одних и ущерб для других… Такие политические интересы, прошу меня извинить, дамы и господа, лишают наполнения благородную и трудную миссию служения вашим странам и всему человечеству <���…>». Вот так! Не национальные интересы своих стран должны ставить на первое место мировые лидеры, а Декларацию прав человека. «Хватит войн! — гремел Войтыла, повторяя слова Павла VI, некогда уже произнесенные в этом зале. — Хватит стоять друг против друга…» [698]

Надо сказать, что такое внимание к правам человека со стороны Святого престола было явлением сравнительно новым. В свое время папство холодно отнеслось и ко Всеобщей декларации прав человека (1948), и к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (1950), не говоря уже об американском Билле о правах или французской Декларации прав человека и гражданина. Лишь Иоанн XXIII энцикликой «Pacem in terris» изменил подход Апостольской столицы к этой проблеме [699]. Так что Войтыла, поднимая эту тему, продолжал линию собора.

В своей речи Иоанн Павел II благоразумно избегал говорить о ситуации с правами человека в той или иной стране. Но одно исключение все же сделал. К недовольству израильтян и радости арабов Иоанн Павел II заявил, что Иерусалим должен получить особый статус, а Ливан — вернуть себе государственную целостность.

Святой престол последовательно, еще со времен Пия X, проводил антисионистскую политику [700]. Понтифики боялись, что принадлежность Святой земли иудейскому государству нарушит сакральность мест, связанных с жизнью Спасителя, и не хотели портить отношения с арабами, среди которых было немало христиан. Иоанн XXIII, считающийся среди евреев «добрым пастырем», убрал из литургии Страстной пятницы антиеврейские выпады, но и только. А Павел VI, посетив в 1965 году Израиль, умудрился ни разу не произнести название этого государства, поскольку Святой престол не признавал его. Этому мешали как оккупация палестинских земель, так и неопределенность юридического статуса римско-католической церкви в Израиле [701]. Так что осторожность Войтылы понятна — он не мог круто менять ватиканскую политику.

Прямо из здания ООН понтифик отправился на стадион «Янки», где его ожидало до восьмидесяти тысяч человек. По пути, отзываясь на просьбу архиепископа Нью-Йорка Теренса Кука, он заехал в Гарлем. «Восславим Иисуса Христа!» — приветствовал его по-польски чернокожий настоятель церкви святого Карло Борромео в этом неспокойном районе.

На следующий день была встреча с молодежью в Медисон-сквер-гарден, где его встретили музыкой из «Рокки» и «Звездных войн». «Иоанн Павел II, мы любим тебя!» — скандировали молодые католики, наполняя ревом спортивный комплекс, словно на концерте поп-звезды. «Ву-ху-ху, Иоанн Павел II любит вас!» — отвечал понтифик в микрофон, как опытный артист, подстраиваясь под настроение аудитории.

В Нью-Йорке первосвященник говорил главным образом о социальной справедливости, а в Филадельфии, вотчине архиепископа Джона Круля, — о сексуальной воздержанности и этике семейной жизни. Кроме того, Войтыле пришлось там решать щекотливый вопрос с задолженностью ордена паулинов, чьими усилиями в Дойлстауне выросла местная «Ченстохова». Непосредственно перед визитом понтифика американские журналисты подняли волну в прессе, обвиняя паулинов в мошенничестве. Из неловкого положения римского папу выручил глава Института религиозных дел (ватиканского банка) архиепископ Пол Марцинкус, взявшийся оплатить долги паулинов. Благодарный Войтыла вскоре назначит Марцинкуса про-президентом Папской комиссии по делам государства-града Ватикан (третьим по рангу лицом в Апостольской столице), а тот спустя каких-то три года сам окажется под обвинением в махинациях, причем значительно более крупного размера, чем у незадачливых паулинов.

Марцинкус — литовец, рожденный в Иллинойсе. В свое время он спас Павла VI от покушения в Маниле и стал его советником по безопасности, а в 1971 году возглавил ватиканские финансы. В США он отвечал за всю организационную часть поездки папы и, надо сказать, справился блестяще: прямо перед визитом устроил выступление понтифика в столице Айовы Де-Мойне, куда Иоанна Павла II пригласил фермер Джо Хейс (Хрущев, как видим, был не единственным лидером, кто заглядывал в американскую глубинку по призыву ее жителей). В свою очередь Войтыла практически экспромтом произнес там проповедь, которую Д. Вейгел объявил самой вдохновенной за всю поездку. «Этот римский папа умеет быть римским папой», — сказал Хейсу сосед-пастор [702].

Затем был Чикаго и месса на польском языке для местной диаспоры. А после мессы — речь перед американскими епископами, в которой Войтыла сформулировал десять принципов церковной работы — своеобразные заповеди Иоанна Павла II: нерасторжимость брака, запрет контрацепции и «действий по предотвращению беременности» (в оригинале — contraceptive acts, под которыми имелся в виду популярный среди американской молодежи секс без проникновения [703]), осуждение прелюбодеяния и гомосексуализма, «охрана зачатой жизни», запрет эвтаназии, отказ признавать экуменическое причастие знаком единства церкви, обязательность присутствия на исповеди священника и допуск к евхаристии лишь после исповеди. Любопытно, что свою речь Войтыла построил таким образом, будто это были не указания иерархам, а похвала за верность учению церкви: каждый пункт подтверждался ссылкой на аналогичное заявление американского епископата по этому поводу [704].