Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Отечественные авторы уже не раз писали о таком важном событии современной историографии, как произошедший в 1980 — 1990-е гг. радикальный демонтаж канонической советской (или, по самоопределению ее сторонников, «марксистско-ленинской») трактовки Французской революции XVIII в. [320] См., например: Адо А. В. Письмо профессору Шен Ченсиню // Вестн. Моск, ун-та. Сер. 8. История. 1996. № 5; Чудинов А. В. Прощание с эпохой (размышления над книгой В. Г. Ревуненкова) // Вопросы истории. 1998. № 7; Бовыкин Д. Ю. О современной российской историографии Французской революции XVIII века (полемические заметки) // Новая и новейшая история. 2007. № 1. То, что тогда случилось, сегодня нередко именуют в исторической литературе «сменой вех», по названию одной из статей автора этих строк [321] См.: Чудинов А. В . Смена вех: 200-летие Революции и российская историография // Французский ежегодник. 2000. 200 лет Французской революции 1789–1799 гг.: итоги юбилея. М., 2000. . Дав когда-то своему тексту такой заголовок, я и не предполагал, что образ придется по вкусу российским и французским коллегам в качестве имени нарицательного [322] См., например: Гордон А. В. Великая французская революция в ретроспективе 1917 года. Становление советской историографии // Одиссей. Человек в истории. 2004. М., 2004. С. 253; Dorigny М. Avant propos // Les Historiens russes et la Révolution française après le Communisme / Étude révolutionnaires. N 5. Р., 2003. Р. 8; Mazauric Cl Histoire de la Révolution française // L’Humanité. 2004. 7 avr. Правда, не будучи знаком с российскими историческими коннотациями образа «смены вех», французский исследователь Клод Мазорик приписал его происхождение «несколько циничному юмору Александра Чудинова». . Возможно, он и в самом деле достаточно точно характеризует те поразительные перемены, которые за относительно короткий срок пережила данная отрасль отечественной историографии. А произошедшее, действительно, не может не поражать…

Уже сама по себе скорость, с которой произошли указанные перемены, вызывает удивление и заставляет задуматься о причинах столь стремительного крушения марксистско-ленинской интерпретации в одной из наиболее идеологически значимых и приоритетных отраслей советской исторической науки. Все — таки перемены в историографии, в отличие от политики, происходят не слишком быстро. Если для смены политического строя может хватить считанных месяцев, то на смену историографических парадигм обычно уходят десятилетия: новые эпистемологические ценности и методологический инструментарий усваиваются и осваиваются на протяжении достаточно продолжительного времени, еще годы нужны на создание исследований в рамках новой парадигмы и, наконец, еще немало воды утечет, пока новое возобладает над старым. «Смена вех» же произошла менее чем за одно десятилетие: так, в 1986 г. появилась монография Л.А. Пименовой [323] Пименова Л. А. Дворянство накануне Великой французской революции. М., 1986. — пожалуй, первое крупное исследование отечественного историка, решительным образом поставившее под сомнение советский канон объяснения Французской революции, а уже в 1995 г. А. В. Адо уверенно констатировал, что «советская историография Французской революции завершила свое существование» [324] Адо А. В. Указ. соч. С. 32. .

Удивляет и то, сколь легко осуществилась эта «смена вех», не вызвавшая никакой научной дискуссии между сторонниками новой и старой интерпретаций. Более того, у последней в России вообще не нашлось защитников среди практикующих историков Французской революции. Выступления же профессора В. П. Смирнова [325] См.: «Круглый стол». Французская революция XVIII века и буржуазия // Новая и новейшая история. 2002. № 1. С. 93–96; Смирнов В. П. Две жизни одного издания // Там же. № 3. в защиту марксистско-ленинской трактовки данной темы — специалиста, безусловно, авторитетного в сфере новейшей истории Франции, но собственно историей Революции никогда не занимавшегося, — носят, как показал недавно Д. Ю. Бовыкин, все же скорее абстрактно — ностальгический, нежели конкретно — исторический характер [326] См.: Бовыкин Д. Ю. Указ. соч. .

Иными словами, в первом приближении «смена вех» может показаться неким необъяснимым феноменом сродни неожиданной геологической катастрофе: от монолитного «материка» советской историографии вдруг без сколько-нибудь существенных потрясений откололась довольно значительная часть и прямо на наших глазах ушла в небытие подобно мифической Атлантиде.

Попытка найти объяснение произошедшему исключительно в политических катаклизмах второй половины 1980 — начала 1990-х гг., как это делает В. П. Смирнов [327] Smirnov V. Les recherches récentes sur la Révolution française en Russie // Les Historiens russes et la Révolution française après le Communisme. P., 2003. Р. 10. , выглядит, на мой взгляд, не слишком убедительной. Разумеется, ослабление, а затем и полное исчезновение в тот период идеологического пресса Коммунистической партии и государства способствовало свободному обсуждению научных проблем и ускорило происходившие в историографии процессы, однако те начались все же несколько раньше эпохи Перестройки и Гласности. Так, в основу уже упомянутой выше монографии Л. А. Пименовой легла кандидатская диссертация, защищенная еще в 1984 г.

Не была «смена вех» напрямую связана и с развернувшимися в 1980-е гг. празднованиями 200-летия Французской революции. Конечно, многочисленные юбилейные мероприятия по случаю этой круглой даты существенно активизировали научную жизнь в данной области историографии, но сами по себе ее содержания не определяли.

Чтобы понять причины столь быстрого и безболезненного течения «смены вех», полагаю, есть смысл обратиться к самому началу 1980-х гг. и выяснить, в каком состоянии находилась советская историография Французской революции накануне перемен. Во многом, думаю, нам здесь помогут публикуемые ниже материалы.

Эти пять документов, хранящиеся ныне в архиве Центра по изучению XVIII в. Института всеобщей истории РАН, представляют собою ряд переданных когда-то Группе по истории Французской революции (структурное подразделение ИВИ в 1984–1987 гг.) фрагментов официальной переписки академического и партийного начальства за 1981–1983 гг. об организации программы научных мероприятий к 200-летию Французской революции.

Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с указанными источниками, — это высочайшее идеологическое значение, придаваемое в СССР истории Французской революции. Необходимость активизации исследовательской работы по данной тематике мотивируется исключительно потребностями «эффективного участия» в идеологической борьбе «и без того острой», но обещающей еще больше ожесточиться в связи с предстоящим 200-летним юбилеем Революции. Причем собственно историографические дискуссии об этом событии отходят для участников переписки на второй план по сравнению с тем, как во Франции оценивают Революцию представители различных политических сил. В итоге складывается предельно драматичная, но достаточно далекая от реальности картина историографического ландшафта…