Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Однако возможна была и другая ситуация, когда субъективные устремления находившейся у власти политической группы оказывались в противоречии с реальными интересами практически всех более или менее значительных слоев общества. Надстройка на какое — то время как бы повисала в воздухе. Не исключено, что именно в этом основная причина столь легкого и почти бескровного свержения Робеспьера.

Важно также учитывать особенности политического сознания самих участников революции. Подавляющее большинство их едва ли имело хотя бы смутные представления о социальном содержании происходившей политической борьбы. А. В. Адо и к. и. н. А. М. Салмин (Институт международного рабочего движения) обратили внимание на то, что современники, осмысливая революцию при помощи этических категорий, видели в ней проявление извечного соперничества добродетели и порока, путь к восстановлению естественного, разумного порядка, основанного на здравой морали. При господстве этического образа мышления и политика различных фракций не строилась на сознательном учете реальных интересов конкретной социальной группы или класса.

Таким образом, новые подходы к изучению якобинизма, видимо, предполагают рассмотрение его не только в качестве социального феномена, но и признание его политической и идеологической автономии. О ведущихся в этом направлении поисках свидетельствуют, на наш взгляд, и некоторые выступления участников «круглого стола». Так, к. и. н. Е. М. Кожокин (ИВИ) поставил проблему изучения якобинской диктатуры как этапа начавшихся в 1789 г. поисков форм нового правового государства, призванного заменить абсолютную монархию. Революция создала нового суверена, юридически поставив народ на место монарха. Соответственно, история государственных учреждений периода революции может рассматриваться как поступательное развитие демократических форм, как последовательное приближение суверена к процессу управления. Однако такое приближение происходило за счет сокращения правовой основы государственности, пока в конце концов не был установлен режим «прямой» якобинской демократии, отрицающий всякую правовую основу вообще.

Ряд выступавших затронул проблему причин и последствий государственного переворота 9-го термидора. По мнению д. и. н. Е. Б. Черняка (ИВИ), к концу 1793 г. революция достигла всего того, что было «исторически возможно». Именно этот момент и должен, по его словам, оцениваться как высшая точка революционного процесса, ибо «с начала 1794 г. по сути дела не было проведено каких-либо социально — экономических мероприятий, которые могли бы считаться движением революции по восходящей линии». В политической борьбе тогда объективно решался вопрос «о степени неизбежно кратковременного выхода революции за ее исторически возможные пределы, о масштабах неизбежного последующего отката». Социально — политический идеал робеспьеристов вследствие его утопичности «оказывался совершенно непригодным политическим компасом в условиях, обусловливавших неотвратимость отступления революции», именно поэтому столь сильным оказался «откат революции» после Термидора [370] Подробнее см.: Черняк Е. Б. 1794-й год. Некоторые актуальные проблемы исследования Великой французской революции // Новая и новейшая история. 1989. № 1. .

Несогласие с этой концепцией высказал к. и. н. А. В. Гордон (Институт научной информации общественных наук АН СССР). Нельзя, подчеркнул он, загонять реальные события в рамки абстрактной схемы, оценивая то или иное явление лишь с точки зрения его соответствия, либо несоответствия критерию «задач буржуазной революции». На самом деле в революционном процессе участвовали самые различные силы, боровшиеся как за буржуазную, так и за антибуржуазную альтернативу Старому порядку. С 31 мая — 2 июня 1793 г. по 27 июля 1794 г., по его мнению, преобладала антибуржуазная линия. Термидор же означал для общества «возвращение на путь буржуазного развития», а потому в отношении буржуазной революции он не должен рассматриваться как контрреволюция.

Мысль о «нелепости» оценки термидорианского переворота как контрреволюционного содержалась и в выступлении к. и. н. Д. М. Туган-Барановского (Волгоградский государственный университет). Смысл этого события, утверждал он, заключался в «возвращении революции в буржуазное русло».

Другая большая группа вопросов, обсуждавшихся на «круглом столе», — проблемы, находящиеся сейчас в центре внимания мировой историографии, в изучении которых советская наука не имеет пока столь глубоких традиций, как в исследовании якобинской диктатуры.

В выступлениях А. В. Адо, В. В. Согрина, А. М. Салмина, к. и. н. Л. А. Пименовой (МГУ), к. и. н. А. В. Чудинова (ИВИ) отмечалось: преобладающий у нас подход к трудам немарксистских историков, особенно консервативных, не способствует дальнейшему развитию отечественной науки. До сих пор на события Французской революции как бы проецируется опыт Октябрьской революции, а большевики порой предстают наследниками якобинских традиций. «Это ведет к тому, что <���…> деятели революции делятся на “своих” и “врагов”. Создается идеализированная картина революции» (Л. А. Пименова). Соответственно, любая попытка ее критического осмысления до недавнего времени неизменно вызывала весьма болезненную реакцию.

Научный анализ работ немарксистских исследователей авторы наших историографических обзоров довольно часто подменяли чисто идеологической критикой, выдержанной в духе политической публицистики. Так, при характеристике трудов консервативных историков прошлого (Э. Бёрка, И. Тэна, О. Кошена и др.) в советской литературе, как попытался показать в своем выступлении автор этих заметок, широко используются весьма далекие от объективности оценки, принадлежащие их идейным противникам и обусловленные политической ситуацией современной им эпохи. Что касается ныне живущих историков консервативного толка и «ревизионистов» [371] Подробнее о «ревизионистском» направлении см.: Адо А. В . Великая французская революция и ее современные критики // Буржуазные революции XVII–XIX вв. в современной буржуазной историографии. М., 1986. , то полемика с ними, подчеркнул В. В. Согрин, ведется, как правило, на примитивной основе «от обратного»: во что бы то ни стало доказать прямо противоположное тому, что говорится в их работах.

Нередко одной только констатации консервативной направленности взглядов того или иного автора оказывается достаточно для признания его построений «ненаучными». Такое положение не может рассматриваться как нормальное. Разумеется, установление действительной принадлежности исследователя к той или иной историографической традиции — необходимый этап научной критики его работ. Необходимый, но не последний. Решающую роль при оценке исторических трудов должна играть их познавательная значимость, а отнюдь не другие установки автора. Пример конструктивного подхода к творчеству А. Токвиля был продемонстрирован А. М. Салминым, указавшим на плодотворность токвилевского взгляда на проблему континуитета — той связи времен, которая неизбежно восстанавливается после великих революционных потрясений.