Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

В один из присутственных дней академик Григорий Николаевич Севастьянов, главный редактор «Новой и новейшей истории», подойдя ко мне в коридоре Института, строго спросил:

― Молодой человек, что вы себе позволяете?

―???

― Вы ведь кандидат наук?

― Да.

― Почему же вы так вызывающе назвали свою статью — «Размышляя…»? Позволить себе размышлять могут только доктора наук и выше…

В результате статья вышла под заголовком, который ей дала сама редакция [358] Чудинов А. В. Назревшие проблемы изучения истории Великой французской революции // Новая и новейшая история. 1989. № 2. С. 65–74. . Впрочем, я не возражал, так как был очень рад тому, что удалось сохранить практически неизменным основное содержание текста. Зато теперь не могу отказать себе в удовольствии опубликовать его под первоначальным названием.

Разумеется, статья несет на себе отпечаток времени. Новые представления о революционной истории выражались тогда еще в старых понятиях марксистского дискурса: «буржуазная революция», «социально — экономические формации», «базис», «надстройка», «классы» и т. д. Сегодня эти термины, исчерпав свой эпистемологический потенциал, уже практически не употребляются исследователями Революции, поскольку чрезмерно упрощают те реалии прошлого, которые пытаются познать историки. Тем не менее оставляю их нетронутыми по тем же соображениям, которые однажды уже высказал перед повторной публикацией своего выступления на этом «круглом столе»: «Пусть читатель почувствует вкус той эпохи перемен, когда отечественные историки Французской революции находились на распутье: с одной стороны, они еще и не помышляли о том, что когда-либо смогут выйти за пределы марксистской парадигмы, в лоне которой произошло их профессиональное становление, с другой — они уже остро ощущали невозможность дальнейшего развития науки в жестких идеологических рамках и всеми силами стремились эти рамки раздвинуть» [359] Он же. Французская революция: история и мифы. М., 2007. С. 131. .

Изучение Французской революции XVIII в. имеет в СССР глубокие традиции. На рубеже ХІХ — ХХ вв. труды Н. И. Кареева, И. В. Лучицкого, М. М. Ковалевского стали важным вкладом в мировую историографию. Позднее работы выдающихся советских ученых — Е. В. Тарле, Н. М. Лукина, Я. В. Старосельского, Г. С. Фридлянда, Я. М. Захера, В. М. Далина, А. 3. Манфреда и других — также получили широкое признание не только у нас, но и за рубежом. С тех пор мировая историческая наука продвинулась далеко вперед. С конца 1950-х годов историография Французской революции переживает во многих странах бурное развитие. В научный оборот введено много фактического материала, созданы новые концепции, что позволило поставить под сомнение некоторые, казавшиеся ранее незыблемыми, положения традиционной интерпретации революционных событий конца XVIII в. В советской же исторической литературе обобщающего характера, а также во многих учебных и популярных изданиях до сих пор преобладают представления о Французской революции, сложившиеся десятки лет назад. С каждым годом необходимость пересмотра устаревших оценок, отказа от догматических схем и стереотипов становится все более острой. Для того чтобы обменяться мнениями о путях дальнейшего развития советской историографии Французской революции, 19–20 сентября 1988 г. Институтом всеобщей истории АН СССР (ИВИ) был проведен «круглый стол», в котором приняло участие около 30 специалистов, занимающихся данной проблематикой, из Москвы, Ленинграда, Еревана, Новосибирска, Ульяновска, Волгограда.

Обсуждавшиеся проблемы можно условно разделить на две группы. Первая — вопросы, касающиеся ключевых аспектов якобинской диктатуры. Этот период революции традиционно привлекает советских историков. Уже в 20-е годы тематика исследований Французской революции отличалась своего рода якобиноцентризмом, сохранившимся и в последующие десятилетия. Якобинская диктатура определялась советскими авторами как революционно — демократическая [360] Манфред А. З. О природе якобинской власти // Манфред А. 3. Великая французская революция. М., 1983. С. 223. , а якобинская «партия» либо как мелкобуржуазная [361] Лукин Н. М. Максимилиан Робеспьер // Лукин Н. М. Избр. труды. М., 1960. Т. 1. С. 108; Фридлянд Г. С. Жан — Поль Марат и гражданская война XVIII в. М., 1959. С. 86. , либо как «блок демократической (средней и низшей) буржуазии, крестьянства и городского плебейства» [362] Манфред А. 3. Указ. соч. С. 220. .

Пожалуй, впервые в нашей стране эти дефиниции были поставлены под сомнение в 1960-е годы ленинградским историком В. Г. Ревуненковым, оценившим якобинцев как «блок патриотической части крупной и средней буржуазии <���…> и верхних, зажиточных слоев мелкой буржуазии» [363] Ревуненков В. Г. Марксизм и проблема якобинской диктатуры. Л., 1966. С. 159. . Работы В. Г. Ревуненкова вызвали в 1960 — 1970-е годы острую дискуссию [364] См., например: Ревуненков В. Г. Санкюлоты и якобинцы // Новая и новейшая история. 1969. № 3; Проблемы якобинской диктатуры. Симпозиум в секторе истории Франции Института всеобщей истории АН СССР 20–21 мая 1970 г. // Французский ежегодник. 1970. М., 1972; Адо А. В. К вопросу о социальной природе якобинской диктатуры // Новая и новейшая история. 1972. № 1. , отзвуки которой слышны были и в выступлениях некоторых участников «круглого стола».

Точку зрения В. Г. Ревуненкова (к сожалению, сам Владимир Георгиевич не смог приехать в Москву для участия в «круглом столе») поддержал и развил член — корр. Н. Н. Болховитинов (ИВИ). По его мнению, «подлинным авангардом революции» [365] Здесь и далее цитаты приводятся по стенограмме, а также по текстам, любезно предоставленным выступавшими автору обзора. было плебейское, или санкюлотское, движение, выдвинувшее «наиболее передовую программу, которая была проникнута уравнительным эгалитарным духом». Якобинское правительство Н. Н. Болховитинов оценил как «диктатуру буржуазного типа». Основную часть своего выступления он посвятил критике «прочно утвердившейся» в советской историографии концепции, «однозначно прославлявшей революционный террор, якобинскую диктатуру и ее лидеров (Ж. П. Марата, М. Робеспьера, Л. А. Сен-Жюста) как рыцарей без страха и упрека». Именно вождям монтаньяров, и прежде всего М. Робеспьеру, предстояло, по словам Н. Н. Болховитинова, оказаться творцами «террористического режима, который унесет сотни и тысячи невинных человеческих жизней». Приводились также известные факты, свидетельствующие о направленности якобинского террора не только против контрреволюционеров, но и против «радикальных плебейских элементов». Отмечалось, что в годы революции жертвами террора стали отдельные деятели Просвещения, дожившие до того времени, другие же философы вынуждены были покинуть Францию. «Великие просветители мечтали о веке Разума, Справедливости и Закона. Вместо этого революция принесла беззаконие и террор».